Светлана Багдерина - Не будите Гаурдака
— Папа… Дядя Ривал… граф… — бросилась она к трем уложенным рядышком людям, но женщина с серебряными волосами, склонившаяся над ними, приложила палец к губам и сделала отгоняющий жест рукой:
— Тихо, Эссельте, тихо… Ничего опасного — я уже осмотрела и перевязала, чем пришлось. А сейчас спят они. Я дала им выпить кой-чего, что еще Друстан готовил для наших раненых. Хвала богам, в его мешке сохранилась этого питья полная бутылочка, так что, до лечебницы они будут спокойно отдыхать.
Эссельте словно налетела на невидимую стену, замерла, и краска схлынула с ее лица.
— А где?..
— Друстан? — проницательно угадала женщина.
— Да, Боанн… Он?..
— Нет, среди убитых его не нашли.
Едва ощутимо принцесса выдохнула.
— Не нашли также нашу Арнегунд, вашего ведуна с большим посохом, лесного чародея, воина здорового черноволосого и… жену Ивана, — хмуро договорила сиххё.
— Как жаль… — непослушными губами прошептала гвентянка.
— Не расстраивайся, девочка. Может, они успели убежать, и теперь сидят где-нибудь в безопасности, тянут эль, смеются…
Ни говоря ни слова, принцесса лишь едва заметно покачала головой.
— Ну, а куда они, по-твоему, могли подеваться? — попробовали другой подход женщина. — Не назад же вернулись?
Эссельте непроизвольно улыбнулась.
— Нет. Конечно, нет. Они найдутся. Да. Не назад же они вернулись…
— Вот и славно, — ободряюще улыбнулась Боанн.
И, не для пользы — для того, чтобы чем-то отвлечь от тягостных дум печальную девушку, протянула еле заметно ожившей принцессе вместительный замшевый мешок.
— Погляди-ка: там у него какая-то книжка лежит, может, рецепты записаны снадобий, или мазей… Почитала бы. Глядишь — и нашим бы сгодилось чего.
— Да, конечно! — горячо воскликнула принцесса, растянула шнуры, завязывающие горловину мешка, и на ощупь выудила из его пахнущих травами и кореньями недр небольшую синюю книжку в кожаном переплете.
Нетерпеливо открыла она наугад свою находку, забегала глазами по странице в поисках волшебных слов "для ран", или "для остановки кровотечения", и замерла.
Я безумно боюсь золотистого плена
Ваших медно-змеиных волос.
Как хотел бы я знать — и скорей, непременно —
Что с Иваном у Вас не всерьёз.
Для меня Ваше слово — далёкое солнце,
А дела — как коварная мель.
Но я сам Вам помог полюбить незнакомца
Из далёких и диких земель.
Для меня Ваше имя как вечная рана —
Меня держит непрочная нить.
Я искусством своим подарил Вас Ивану,
И грядущего не изменить.
Как всё в мире мгновенно, непрочно и ложно!
Я боюсь даже думать о том,
Что теперь нам, Эссельте, помочь невозможно
Ни алхимией, ни волшебством.
Дочитав до конца, она быстро перелистнула страничку, и снова впилась нетерпеливыми глазами в неровные, наэлектризованные подавляемыми чувствами строки.
Если бы я был шаньтоньским кронпринцем
Или же князем из Лукоморья
Я бы позволил себе влюбиться
В Вас без сомнений, страданий и боли.
Если бы я имел фамилию,
Которая имеет земли и воды,
То имя моё очень скоро забыли бы —
Но я пожинал бы чужие всходы.
И было бы мне наплевать до крайности
На то, зачем я, на то, какой я:
Я был бы доволен чрезвычайно —
Словно лошадка на водопое!
Наверное, случай мой вовсе не редок.
А может, напротив, редок — не знаю.
Ведь делами своими я сам себе предок —
И пусть лорды твердят, что "безродный, каналья".
От себя самого невозможно укрыться,
Ведь душа и сердце — не старое песо.
И я всё же позволил себе влюбиться
В Вас, моя дорогая принцесса…
Бледная, потрясенная, словно увидела призрака, Эссельте как под гипнозом медленно подняла голову и невидящими глазами уставилась мимо Боанн.
— Что там, деточка? — обеспокоенно спросила та. — Рецепт? Какого средства? Сложный? Сделать сможем?
Гвентянка моргнула и пришла в себя.
— А, что?.. да… — невпопад кивнула она. — Рецепт…
— И что в него входит? — раздался над ухом суровый подозрительный голос.
— Огрин… Боги мои… Огрин… — вскочила принцесса и бросилась старику на грязную мокрую шею. — А где… где Арнегунд, Серафима, Морхольт, Агафон?.. Они были с тобой?
— Нет, — удивленно нахмурился друид, бережно прижимая к свалявшейся, забитой травой и водорослями бороде возбужденную принцессу одной рукой, другой ласково поглаживая ее по голове. — Самое главное — ты жива и здорова… Ты ведь здорова?
— Да, Огрин, да! — нетерпеливо кивнула Эссельте. — Ну, где же… они? Говори!
— Я думал, все с тобой тут где-то, девочка… Ну, кроме сиххской королевы, конечно… Про нее я вообще не думал.
И, уловив осуждающий взор своей воспитанницы, смутился и поспешно добавил:
— Пока.
Головка Эссельте понуро коснулась лбом его плеча.
— А где же?.. А где Айвен, Олаф, Кириан?.. — спохватилась она вдруг.
— Ну, эти-то здесь, чего им станется, таким славным воинам, — поспешила успокаивающе проговорить Боанн. — Я их видела. Они там, по полю ходят, с Амергином и Фиртаем, наших… и ваших собирают.
— А Кримтан как? И кто еще с ними был? — чувствуя себя последней бессердечной эгоисткой, пристыженная Эссельте мягко вывернулась из объятий старика и вопросительно посмотрела на сиххё.
— Король Габран был… — постарело и осунулось на глазах лицо женщины. — И по одному мужчине из каждой деревни…
— И?.. — предугадывая ответ, всё же подняла брови домиком гвентятнка.
— Все погибли. Все шестеро, — скорбно проговорила Боанн, торжественно глядя в голубое бесконечное весеннее небо. — Дома. За Светлые Земли. За Аэриу. Счастливая смерть…
— Да пребудут их души в покое, — прошептала принцесса.
— Да примут их Светлые Земли, — вторила ей печально сиххё.
А Огрин вдруг добавил, не в тему, но в точку:
— А, может, Иван и отряг знают, куда подевались пропавшие?
* * *— …Без меня у вас ничего не получится!!! — едва успел выкрикнуть Агафон, как голубое небо за его спиной вспыхнуло серым, да таким и осталось, зеленая трава поникла и побурела, а на плечи ему, впечатывая физиономией в гладкий булыжник, прыгнули двое гайнов.
Впрочем, последний фактор оказалось изменить проще и легче всего: два искусных выпада уладского клинка — и двумя ушастыми в Сумрачном — да и во всех остальных мирах — стало меньше.
Брезгливо оттащив агафоновых преследователей подальше от портала, Морхольт тщательно вытер руки и меч о ковыль, вернулся назад и застал великого мага сидящим на камне с ошарашенным видом, разбитым носом, и усиленно потирающим спину и шею.