Стивен Эриксон - Память льда
— Нет! Нет. Не так все задумано!
— Гадающая, не надо таких сильных чувств. Сотворение продолжается. Исполнение твоих желаний все еще возможно — хотя и не в той форме, что ты планировала…
Она больше не слушала. Душу разрывало отчаяние. Я украла… и украденное украдено у меня. В этом нет несправедливости, нет преступления. Прими истину.
Сила воли Ночной Стужи.
Сочувствие Порван-Парус.
Верность Беллурдана.
Свежесть ривийки.
Всего этого недостаточно. Никто из нас — и все вместе — не сможет отменить сделанного, изменить выбор, вернуть отброшенное.
Оставь их. Оставь их в этом и с этим, со всем, что грядет. Серебряная Лиса отвернулась. — Тогда найдите ее. Вперед!
— Ты не пойдешь с нами? Твой дар для нее…
— Идите.
Мой дар для нее. Мой дар для вас. Они — одно. Великие неудачи, ошибки, порожденные моими пороками. Я не стану свидетелем своего позора — я не смогу. У меня не хватит смелости.
Простите.
Она пошла прочь.
Однодневка. Спешит распуститься ядовитым цветком, все за один день. Полыхающий яд, поражающий всех, кто посмеет подойти близко. Извращение.
Ривийские духи — небольшая группа, мужчины, женщины, дети, старики в мехах и шкурах, с круглыми, обожженными солнцем и ветром лицами. Они смотрели в спину Серебряной Лисе. Старейший, что говорил с ней, молчал и не шевелился, пока она не пропала из вида за неровным выступом береговой линии. Тогда он провел четырьмя пальцами по лицу — знак печального прощания — и сказал: — Разведите костер. Приготовьте лопатку ранага. Мы достаточно блуждали по этой земле — надо увидеть карту.
— Еще раз — вздохнула старуха.
Старик пожал плечами. — Гадающая приказала найти её мать.
— Она просто сбежала от нас. Как от волков. Словно заяц…
— Тем не менее. Гадающая приказала. Мы положим кость в огонь. Мы увидим в ее трещинах карту.
— И почему в этот раз она будет правильной?
Старик просто опустил руку, согнулся, вдавив ладонь в мох. — Почему? открой свои чувства, неверующий. Эта земля, — он улыбнулся, — уже ожила.
* * *Бег. Свобода! Полет в душе бога, на мышцах яростного древнего зверя.
Полет в душе…
… он вдруг запел от радости. Мхи и лишайники под лапами, шкуру исчертили струи разбрызганной дождевой воды. Аромат щедрой, плодовитой жизни…
…этот мир…
Бег. Боль стала блеклым воспоминанием, смутной памятью костяной клетки, растущего давления, все более слабых вдохов.
Вскинул голову, сотряс небеса громоподобным рычанием.
Ответы издалека.
Все ближе.
Формы, серые, бурые и черные вспышки движения в тундре, поток через гребни холмов, затопивший низины и широкие морены. Ай. Родичи. Дети Баалджагг — Фандерай — призрачные воспоминания, что были душами Т'лан Ай. Баалджагг не отпускала их, держала их в себе, в своих снах — в безвременном мире, в который вдохнул вечную жизнь Старший Бог.
Ай.
Их бог бросил вызов небесам, и они пришли на зов звериного гласа.
И… другой зов.
Тогг замедлил бег, поднял голову — вокруг одни ай, клан за кланом, длинноногие волки тундры, водоворот…
Она здесь. Она пришла.
Она нашла его.
Бежит. Все ближе. Плечо с плечом к Баалджагг, с волчицей, что так долго носила ее раненую, потерянную душу. Баалджагг, спешащая встретить свой род — род из своих снов.
Страсть… без меры…
И вот Фандерай шагает рядом.
Касание звериных умов. Миг. Ничего больше. Ничего больше не нужно.
Вместе, плечом к плечу…
Два древних волка. Бог и богиня.
Он смотрел на них, не ведая, кто он сам; не понимая, кто он такой, чтобы стать свидетелем их воссоединения. Смотрел и не ведал ничего, кроме нежной радости за них.
Бегут.
К ожидающим их тронам.
* * *Майб вскинула голову, тело окостенело, содрогнулось в попытке вырваться. Но сила маленького человека победила ее.
— Волки, дорогуша. Нечего бояться.
Нечего бояться. Ложь. Они гнались за мой. Снова и снова. Загоняли по этой пустой земле. А теперь, вот, они снова идут. А у влачащего меня даруджа даже ножика нет.
— Что-то впереди, — пропыхтел Крюпп, сгибаясь под ее весом. — Легче, — вздохнул он, — было носить старую каргу! А сейчас, если ты найдешь в себе волю, ты оттолкнешь меня. Нет! Ты сможешь меня нести…
Воля. Нужна только воля? Вырваться из его объятий? Убежать?
Куда?
— Подруга, слушай слово Крюппа! Он молит тебя! Этот — этот мир — Крюппу он больше не снится! Ты поняла? Он должен уйти от меня. Его нужно передать!
Они карабкались на пологий склон.
Волки быстро приближались, завывая.
Оставь меня.
— Дражайшая Майб, столь удачно названная! Ты воистину сосуд! Теперь… Прими этот мир. Пусть он заполнит твой дух. Крюпп должен передать его тебе. Понимаешь?
Воля.
Она внезапно извернулась, ткнула Крюппа локтем в желудок. Он выдохнул и согнулся пополам. Она вырвалась. Встала на ноги…
За ними десятки тысяч волков. Все бегут к ней. Впереди два зверя — гиганта, от них расходится ослепляющая сила.
Майб закричала, развернулась.
Перед ней небольшая лощина. Длинная низкая хижина из костей, связанных конопляными веревками. Вход зияет сумраком.
Рядом столпилось несколько ривийцев.
Майб поспешила к ним.
Волки мелькали повсюду, водя вокруг хижины дикий, хаотический хоровод. Не обращая внимания на ривийцев. Не обращая внимания на нее.
Крюпп, со стонами, с третьей попытки поднялся на ноги. Поспешил за ней, размахивая руками. Она непонимающе смотрела на него.
Он вытащил выцветший платок, отер вспотевший лоб. — Чуть ниже локтем, дорогуша, и…
— Что? Что происходит?
Крюпп помедлил, огляделся. — Ну, они внутри.
— Кто?
— Тогг и Фандерай, конечно. Пришли занять Трон Зверя. Или, в данном случае, Троны. Не то чтобы, войдя в хижину, мы увидели волков, раскорячившихся на стульях. Не сомневаюсь, само их присутствие означает владение. Воображение Крюппа искушают, как бы это сказать, прозаические образы, но лучше от них воздержаться. Теперь, подруга, позволь Крюппу отступить. Те, что к тебе приближаются… ну, это передача от одного другой, и Крюпп ныне должен отступить на задний план.
Она огляделась.
Старик — ривиец смотрел ей в лицо с печальной улыбкой. — Мы просили ее прийти с нами.
Майб нахмурилась. — Кого?
— Твою дочь. Этот мир — для тебя. На самом деле он существует в тебе. Этим миром твоя дочь просит прощения.
— Она с…сделала этот…
— Было много участников, привлеченных сотворенной с тобой несправедливостью. Твоя дочь была… создана… в день отчаяния. Человеком, известным как Крюпп. Старшим Богом К'рулом. Тем, кого зовут Пран Чоль. И тобой самой. А когда она собрала нас около себя, и нами тоже. Серебряная Лиса хотела большего — ответить на трагедию Т'лан Имассов и Т'лан Ай. Возможно, — сказал он с жестом большой печали, — ее желание было слишком великим…
