У Чэн-энь - Путешествие на Запад. Том 4
– Учитель! – вмешался тут Чжу Ба-цзе. – Думается мне, что Будда Татагата не хочет расставаться со своими книгами, вот и переселился в другое место, зная, что мы идем за ними. Иначе, чем объяснить, что мы никак не можем добраться до его райской обители?
– Попридержи язык! – оборвал его Ша-сэн. – Иди за старшим братом да помалкивай. Не надо только времени терять даром; ведь должен наступить день, когда мы достигнем цели.
Продолжая беседовать, наши путники подошли к густому бору, где росли черные сосны. Тут Танский монах окончательно потерял присутствие духа.
– Сунь У-кун! – испуганно произнес он. – Что же это такое? Не успели мы преодолеть горные кручи, как перед нами вырос дремучий лес? Нет, все это неспроста!
– А что нам лес! – беззаботно ответил Сунь У-кун.
– Как что? – одернул его Танский монах. – Разве не знаешь пословицу: «Кто кажется чересчур честным – не всегда честен. Кто выглядит чересчур добрым, может оказаться злым». Нам не раз доводилось проходить через густые леса, но в дремучей чаще мы еще не бывали!
Вы бы видели, читатель, что это был за лес!
Лес дремучий встал пред нами,
Путь заветный заграждая.
Он с востока лег на запад
Дикой чащей между скал,
С юга уходил на север
Грозным строем черных сосен,
И в ущельях каменистых
Он проходы заграждал.
На восток глядят, на запад
Грозно вздыбленные кручи.
Сосны мрачные теснятся,
Подымаясь к небесам.
Там шиповник и терновник
Разрослись стеной колючей,
И лианы всюду вьются
По ветвям и по стволам.
С кряжистых суков свисая,
Петли цепкие скрутились.
Кто, войдя сюда с востока,
Путь на запад обретет?
Кто пройти тот лес возьмется
С севера на юг далекий?
Будет в зарослях кружиться
Целый месяц или год.
Можно в чаще той скитаться
Круглый год, не различая
Ни луны над головою,
Ни огня в ночной дали.
Круглый год блуждать ты будешь,
Не приметив над собою
Звездного Ковша на небе,
Хоть пройдешь сто сотен ли!
О, взгляни, какие дебри!
Сколько здесь цветов таится,
Сколько трав растет волшебных,
Им не нужен солнца свет.
Здесь ты ясени увидишь,
Ствол их толстый в семь обхватов,
Лет им тысяча и больше,
Крепче их и выше нет.
Можжевельники седые, –
Десять тысяч лет их возраст!
Сосны черные толпятся,
Что им вьюга и мороз!
Сколько здесь плодов и ягод!
Сколько персиков пушистых!
Кисло-сладких шао-яо,[13]
Смокв и виноградных лоз!
Все сплелось, срослось, сцепилось,
Перепуталось ветвями,
Все переплелось корнями
Средь извечной тесноты.
Даже сам святой отшельник
Не найдет себе приюта,
Не найдет в лесу дороги,
Сквозь колючие кусты.
Сколько птиц ты здесь услышишь
Сколько пташек голосистых!
Серокрылые кукушки
Здесь кукуют без конца.
Нежно голуби воркуют,
Дикие орлы клекочут,
И суровый старый ворон
Кормит жадного птенца.
Заливаясь звонкой трелью,
Там летает пересмешник,
Иволга порхает в танце
И уносится, крича.
Там хвостатые стрекочут
Вороватые сороки,
Стаи ласточек взлетают
И кружатся, щебеча.
Суетятся попугаи,
То трещат и звонко свищут,
Сквозь лианы пролетая,
Сквозь кусты и бурелом,
То стараются упрямо
Говорить по-человечьи,
Разные слова бормочут,
Как заученный псалом.
Там зверей ты встретишь хищных.
Старый тигр таится в чаще,
Меж стволов скользит неслышно,
Скалит зубы, бьет хвостом.
Престарелые лисицы
Роют норы в темных недрах,
В обольстительниц-колдуний
Превращаются потом.
Слышишь, волк завыл угрюмо?
Все живое содрогнулось.
В этих дебрях заповедных
Страшно путнику блуждать.
Сам небесный император
И могучий Вайсравана, –
И они могли от страха
В этой чаще задрожать!
Однако Сунь У-кун действительно ничего не боялся. Он шел впереди, прорубая дорогу посохом, и вел Танского монаха в самую чащу леса. Целых полдня блуждали путники по лесу, которому не было ни конца ни края.
Танский монах, наконец, не выдержал и взмолился:
– Братья! Здесь так хорошо и спокойно, как еще не бывало ни в одном из многих лесов, через которые нам пришлось пройти. Вы только посмотрите, какие замечательные цветы, удивительные растения! Так хотелось бы посидеть здесь хоть недолго. И конь бы передохнул. А ты, Сунь У-кун, тем временем сходил бы да раздобыл чего-нибудь поесть. Я что-то проголодался.
– Ну что ж! – отвечал Сунь У-кун. – В таком случае слезай с коня, наставник! Я постараюсь принести тебе чего-нибудь.
Танский монах послушался Сунь У-куна и спешился. Чжу Ба-цзе крепко-накрепко привязал коня к дереву, а Ша-сэн опустил на землю поклажу, достал патру и передал ее Сунь У-куну.
– Сиди на месте, наставник, и ничего не бойся! – прогово – рил Сунь У-кун. – Я мигом слетаю туда и обратно.
Танский монах уселся под сенью сосны, а Чжу Ба-цзе и Ша-сэн стали собирать цветы и ягоды, чтобы поразмяться.
Сунь У-кун одним прыжком поднялся высоко в небо, встал на благодатное облачко и, взглянув вниз, увидел сияние. Оно исходило из лесной чащи.
– Чудесно! Замечательно! – не утерпев, воскликнул Сунь У-кун, желая воздать хвалу Танскому монаху, истому праведнику. Он совершенствовался целых десять поколений, и вот теперь над головой его незримо сиял благовещий нимб.
– Я, старый Сунь У-кун, – продолжал Царь обезьян, – пятьсот лет назад учинил великое буйство в небесных чертогах, на чудесном облаке долетал до конца земли, побывал на краю неба, собрал вокруг себя целую толпу оборотней и провозгласил себя Великим Мудрецом, равным небу, покорял драконов и укрощал тигров, вычеркнул себя из книги смерти. Я, старый Сунь У-кун, носил трехъярусную золотую корону, надевал золотую кольчугу и латы, в руках держал посох с золотыми обручами, на ногах носил башмаки, шагающие по облакам! У меня в услу жении находилось сорок семь тысяч покорных мне духов-оборотней, которые величали меня: «Отец наш, Великий Мудрец». Но теперь я превратился в человека, избавился от небесной кары и стал твоим покорным слугой и учеником. Это благовещее сияние вокруг твоей головы, чудесный мой наставник, говорит о том, что тебя ждут многие блага по возвращении в восточные земли, стало быть и мне, старому Сунь У-куну, безусловно выпадет счастье получить истинное перерождение.
Пока Сунь У-кун рассуждал так с самим собою, с южной стороны неба, из-за леса, вдруг показался черный дым, который стал быстро подниматься вверх.
Сунь У-кун вздрогнул.
– В клубах этого дыма, – проговорил он, – несомненно, кроется злой дух. Не может быть, чтобы от Чжу Ба-цзе и Ша-сэна могло исходить нечто подобное…
