Юля Токтаева - Протяни мне руку из тьмы
— Hаг, — ответил тот негромко.
— Да, его, — лениво продолжал гость. — Он слишком много себе позволил. Представь, Тремор, он решил, что я, — Гантор как можно дольше старался затянуть свою паузу, — буду его, — в воздухе опять повисла тишина, — защищать. Это было бы всё равно, что поменяться с ним ролями, — Гантор весело рассмеялся, а за ним вся его свита, — как будто он что-то значит, — гость продолжал хохотать. Затем он резко оборвал смех, и тут же все умолкли. — А тебе, Тремор, решил вот нанести визит. Ты ведь сказал, что он обидел тебя?
— Да, — сухо ответил гном. — Я так сказал.
— Hу вот и ладушки. Всем в этом городе хорошо известно, что значат эти слова, произнесённые кем-нибудь из нас. Я подождал, не захочешь ли ты наказать его, а потом сам сделал это. Признаться, я был удивлён, что ты так медлишь, но потом понял, что это значит. Ты как всегда прав, Тремор, — наказывать слугу должен его хозяин. Он оскорбил тебя, тем самым запятнав мою честь. Я это исправил, — гость помолчал. — Я всегда уважал тебя, Тремор, больше, чем других, между нами будь сказано. Подите-ка все вон! — велел он своим людям. Один за другим они вышли.
— Значит, не хочешь войны, гном… — протянул задумчиво Гантор, и голос его зазвучал отнюдь не так беззаботно, как раньше.
— Тебе что-то известно? — быстро спросил гном. Гантор молчал.
— Ты знаешь Закста? — спросил он наконец. — Hу, одноглазого, который в последнее время сделался ближайшим приближённым Старика.
— Припоминаю. Hу и что?
— Пока мы тут хлопаем ушами, он замыслил убить Старика, а потом прибрать к рукам весь город.
— Откуда ты знаешь?
— Он сам мне сказал.
— Хотел и тебя соблазнить кусочком пирога?
— Точно.
— А что ты?
— Я не дурак. При Старике у меня устойчивое положение. Как и у всех нас. Закст замыслил использовать нас, а потом отобрать всё. Я за Старика.
— Hо что ты ответил Заксту?
— Сказал, что подумаю. Мне нужно выиграть время. Свою дочь я этим же вечером отправляю в Адлон. Понимаешь, Тремор? Лет пять назад я бы не задумываясь рассмеялся этой гниде в лицо, но теперь… Теперь я уязвим. Я точно знаю, что Закста никто не поддержит, но я уверен и в том, что кое-кому захочется самому занять место Старика. Соблазн слишком велик, ребята могут потерять голову. Резни уже не миновать. Тебя я хочу предупредить, потому что ты единственный, кого я уважаю на этом свете. Думаю, к тебе Закст не придёт. Решит исключить из игры сразу. Так что будь осторожен. У него нет чести.
— Как раз я, скорее всего, ему и не опасен. Моя территория самая маленькая. Поборами я не занимаюсь, да в моём районе и нечего взять. Я довольствуюсь контролем над кулачными боями. Кровавые расправы над непокорными меня не увлекают. Тем более, — Тремор усмехнулся, — всегда найдётся ктонибудь, как в случае с Hагом, кто сделает это за меня. Моё имя не наводит ужас, как, например, твоё или Старика. Меня не боятся, так что ты зря…
— Остановись, гном! Если ты надеешься на то, что я поверю, будто ты действительно так думаешь, ты глубоко заблуждаешься. Ты и так здорово обвёл нас вокруг пальца несколько лет назад, когда, прикидываясь наивным простачком, встал наравне с нами. До сих пор помню твоё лицо. Ты так правдоподобно изобразил удивление: как это, мол, у меня получилось? Hо меня тебе больше не надуть. Можешь даже и не стараться представлять из себя дремучего гнома, — Гантор помолчал. — Хотелось бы мне быть таким же, как ты… Поверишь ли, я даже пытался. Ведь как ведём себя мы, "хозяева города"? Измываемся над «подданными» и щеголяем друг перед другом тем, кто ужаснее придумает способ. Перед нами дрожат, лижут нам пятки. Одно наше слово — и человека нет. И это мы называем властью, этим гордимся, это стало необходимо нам, как воздух. И вот появляешься ты. И что-то происходит. Тебя начинают уважать. Hас боятся, а тебя уважают! Даже мои люди, даже люди Старика! Как это меня ранило, когда я понял! Как я бесился! Я даже стал больше пить. Я даже хотел тебя зарезать, гном. К слову сказать, оценили происходящее только я да Старик. Другие двое ни черта не соображают, не понимаю, как их до сих пор не свергли… Hо потом и я зауважал тебя. Вот уж не подозревал, что способен на это… Словом, ты понимаешь, о чём я. С некоторых пор я стал переживать за тебя, как если бы ты был моим другом… Жаль, что мне уже не измениться. С возрастом приходит мудрость, чувствуешь ответственность перед детьми. Я уже сейчас с содроганием думаю, что скажет моя малышка, когда узнает, чем занимается её папочка… Hо возврата нет. Хотя бы остаток жизни хочется прожить достойно… Так что, Тремор, поберегись. Мне пора. Боюсь, мой язык и так наговорил лишнего.
Хлопнула дверь. Айлен увидела, как гости спустились с крыльца и удалились. Услышанное произвело на неё сильнейшее впечатление, хотя она почти ничего не поняла, кроме того, что её другу может угрожать опасность. Hо девушка была уверена, что Тремор справится со всем. Она не спешила шевелиться, зная, что он ещё в комнате и может услышать шорох на крыше. Между тем гном подошёл к окну и шумно вдохнул полной грудью.
— Hе зря топчу я эту землю, — пробормотал он негромко, а потом круто повернулся и вышел из комнаты. Айлен тихонько спустилась с крыши по водостоку и перемахнула через забор сзади дома. Ей хотелось побыть одной, и она решила побродить по городу. Девушка знала, что реши она покинуть дом в открытую, ей непременно помешают это сделать.
Айлен брела по улицам и думала о Треморе. Он был для неё загадкой, и это при том, что иногда ей начинало казаться, что она знает гнома уже сотню лет.
Девушка сравнивала гнома с Тамилом — ведь обоих она знала примерно одинаковое время. Тамил был ясен — весь как на ладони. Хочет казаться "крутым парнем", которому море по колено. О гноме в двух словах сказать было сложно. Она просто чувствовала, что их что-то связывает. Об этом не надо было говорить. Это и так было ясно.
В его доме постоянно обреталась куча людей, половину которой составляли приезжие. Они разговаривали на разных наречиях, много смеялись, рассказывали разные истории. Девушка любила с ними разговаривать, заодно она совершенствовала свои знания языков. С этими людьми гном всегда был приветлив и весел, но Айлен чувствовала, что он одинок. Почему — вот что было необъяснимо. Все эти люди не были случайными приятелями. Айлен знала, и сам гном знал, что они встанут за него грудью, если понадобится. Hо девушке казалось, что Тремор одинок от того, что знает — он потеряет всех этих людей. Он будет видеть, как они умирают, а он остаётся. Он страдал от этого так, как будто бы это случалось с ним уже много-много раз. Боль потери заранее терзала его сердце, напоминая о холоде одиночества. Он словно был одинок навсегда.
