Далия Трускиновская - У Пресноводья дуб зеленый…
– Здесь же дышать нечем! – выкрикнул Вовка.
– Там тебе будет, чем дышать?!
– Будет!
– Вы на себя посмотрите – кому вы там нужны?! – Вера Федоровна дала волю языку, отпустила себя на свободу – и дикий страх нищего одиночества завопил, заорал, закаркал. – Ты же старая баба, Танюха, тебе же сорок четыре скоро! Кто тебя там на работу возьмет! Там молодые нужны! А ты совсем про свой желудок забыл? Там лекарства дорогие!..
– Хочешь сказать, здесь – дешевые? – огрызнулся сын.
– Так я же и говорю – до сорока пяти люди нужны! Рабочих профессий – выкрикнула Танька. – Я еще успеваю! Хоть на старости лет по-человечески поживу, детей на ноги поставим! Ленке шестнадцать – не хочу, чтобы она на панель пошла, не хочу, слышите, не хочу!!! Да, я знаю – на это деньги нужны! Квартиру продам, все продам – только бы отсюда убраться!
– Дурочка моя, там же все другое! – Вера Федоровна испугалась, что переборщила, и вздумала пронять полуневестку лаской. – А как не приживешься? Обратной-то дороги уже не будет, миленькая! Там с рождения надо жить, чтобы все ладилось, а вы – чужие…
– Вот и хорошо, что обратной дороги не будет, – тихо сказала Танюха. – Вот это как раз и хорошо…
Вера Федоровна поняла, что жизнь кончилась.
Сын молчал, смотрел в пол, и у нее уже не было больше этого сына…
– Ну, хорошо, – покорно сказала она. – Покупатель-то на квартиру есть?
– Через маклера найду.
– Облапошит. Половину денег себе заберет, – со знанием дела предрекла Вера Федоровна.
– Пускай – лишь бы скорее отсюда убраться. А до Канады вода еще не скоро дойдет, там на востоке горы.
– Вот, – оказалось, на подоконнике лежал атлас, и сын пальцем показал эти самые Скалистые горы и даже город Досон-Крик.
Потом они с Танюхой ушли к ее подруге – учительнице английского, чтобы она помогла правильно заполнить анкету.
Вера Федоровна посидела – без единой мысли в голове, кстати, – потом начала двигаться. Руки сами выключили огонь под чайником, сами открыли и сполоснули термос.
Осознала свои движения она уже одетая-обутая, у порога.
Так получалось, что она опять ехала в бассейн, где прибиралась совершенно без всякого вознаграждения, потому что Портновский, как раз в эту минуту подлетавший со всем семейством к канадскому городу Калгари, напрочь забыв про оставшиеся у уборщицы ключи. Но некоторая польза от бассейна все же имелась – Вера Федоровна приспособилась там мыться, чтобы дома поменьше платить за горячую и даже холодную воду. Поэтому в сумке всегда были и полотенце, и бельишко, и даже тапочки, а мыло с мочалкой она держала в СВОЕЙ подсобке. Она даже прихватила в женской раздевалке банку, где оставалось шампуня еще на две головомойки.
Да и куда было ей деваться вечером – семидесятилетней бабке, осознавшей свое безнадежное одиночество? Лучше уж туалеты драить, чем дома в подушку реветь.
Примерно в половине первого, когда она проводила обязательный, но уже никому не нужный обход, возле служебного входа поднялась возня.
Вооружившись шваброй, Вера Федоровна пошла разбираться.
– Открывай, крещеная душа! – послышался знакомый бас. – Только скорее!
Вера Федоровна отворила – и в коридор ввалилась странная компания. Сперова Антип внес окоченевшего Родриго, потом Коська втащил скачущего на одной ноге Афоню, последними вошли Уклейка и Янка, нагруженные выше меры продовольствием.
Увидев Янку, Вера Федоровна невольно перекрестилась.
– Да ладно тебе, крещеная душа, – сказал черт. – Не бойся, свои…
– Горячую воду врубай, живо! – приказал Антип. – Нужно этого горемыку срочно отогреть! Прямо кипяток врубай! Раздевай его, Коська! А ты, дура, отвернись! Мужик все-таки!
Это относилось к Уклейке, которая норовила оказаться поближе к жениху.
То, что сами водяные, да и болотные черти, ходили без штанов, слабый болотный пол не смущало – у чертей, где положено, длинная шерстка, у водяных – особые водоросли дыбом, так что срам прикрыт. Но насчет людей Антип знал – у них все на виду, и полагал, что дочке раньше времени на эти дела таращиться незачем.
– Сюда, сюда! – засуетилась Вера Федоровна, ощутив неожиданную радость – вот ведь и она кому-то понадобилась. – Направо и еще направо, сынок!
Сынком она назвала Коську, который, прислонив Афоню к стенке, подхватил Родриго.
– Да на нем же все ледяное! – закричала Уклейка. – Коська, ты хоть куртку с него сними!
– Там, там, в душевой! – оборвала ее Вера Федоровна. – А ты, Антип Батькович, в МОЮ подсобку ступай! Там термос с кофе на столе, отхлебни, согрейся!
В душевой она зажгла свет и тут же включила все души – чтобы поскорее набралось горячего пару. Коська меж тем выпростал Родриго из куртки и маялся с молнией штанов. Таких тонкостей его толстые и когтистые пальцы не разумели.
– Дай-ка я… – Вера Федоровна раздела парня, как маленького. – Под душ его умости, видишь, тут вроде корытца! Сток заткни – пусть он греется!
Попав под кипяток, Коська взвизгнул.
– Ничего, терпи, жив останешься! – прикрикнула на него Вера Федоровна и не пошла – побежала в подсобку.
Там Янка уже колдовал над Афониной ногой, нажимал и так, и сяк, выгоняя застрявшую пулю, бормотал на неизвестном языке и сплевывал то направо, то налево. Антип и Уклейка уважительно переглядывались.
– Что значит грамотный пакостник… – сказал Антип. – Такой нигде не пропадет!
– Где это его? – спросила Вера Федоровна.
– Павильон брали – ну и лопухнулись… – Родриговыми словами объяснил Антип. В подробности углубляться не стал – они были для него позорны и неприятны.
Вместо того, чтобы брать все, что кучами навалено в торговом зале, Антип рванулся в запертую дверь, решив, что там, за дверью, непременно будет свежая рыба. Пока выбивал – и затронул, сам того не ведая, сигнализацию. Расхлебывать же его глупость пришлось всей ватаге.
– Чего они тебя пакостником-то зовут? – обидевшись за черта, спросила Вера Федоровна.
– Так пакостник и есть, – мелко дрожа пальцами вокруг раны, отвечал Янка. – Заморочить, с дороги сбить, перепугать – тут я мастер… Ага! Вот она, змеиная зараза…
Пуля выскочила прямо вверх, и он ловко ее поймал.
Вошел Коська.
– Крещеная душа, у тебя тряпицы большой не будет? – спросил он Веру Федоровну. – Завернуть, растереть…
Она достала из кошелки полотенце, ахнула и полезла под стол, где в ящике лежал старый, Вовкин ровесник, уже драный, СВОЙ пододеяльник, принесенный на тряпки.
– Бери, заверни его, веди сюда, будем горячим отпаивать!
