Пол Кемп - Порождение Тени
Величественный Зал Совета, пятиугольное здание, располагался в муниципальном районе, в самом сердце столицы, где росли многочисленные деревья. Осень окрасила листья клёнов кроваво-красным. С двух сторон зал окружали Башня Городской Стражи и непреодолимые стены сембийского монетного двора. По обоим сторонам железных ворот монетного двора стояли два голема из известняка, вырезанные таким образом, чтобы походить на огромных сембийских гвардейцев в древних доспехах.
Отполированный фасад Зала Совета и его пять башен в лучах заходящего солнца сияли белизной. В солнечном свете сверкал стеклянный купол над центральной ротондой, который, как все знали, был зачарован и отличался прочностью стали. На башнях реяли флаги с сембийским вороном и серебром. Чуть ниже висели чёрные флажки в знак смерти Кендрика Селькирка. У нескольких входов в здание по стойке смирно стояли пары стражников в униформе и с алебардами. В честь Селькирка на левом плече у каждого была повязана чёрная лента. Они казались миниатюрными версиями големов, охранявших монетный двор.
Каждая башня выходила в широкий коридор, вдоль которого располагались различные боковые помещения и залы, и все пять коридоров пересекались в центральной ротонде. Элирил часто думала, что здание похоже на пятилучевую звезду — ротонда это центр, башни — это углы, а коридоры — это лучи.
Зал кольцом окружали кареты членов совета, а вместе с ними — несколько сотен стражников в доспехах и с оружием. Обычных граждан вывели из муниципального района, но традиции Сембии разрешали каждому члену совета эскорт до двадцати стражей, хотя раньше к этому прибегали нечасто.
Элирил разглядела ливреи и поняла, что стражники поделились на две большие группы, отображая вероятный раскол в совете. Солдаты на службе тех советников, что держали сторону Эндрена Корринталя, собирались у восточной стороны здания, вдоль Широкого Пути, а те, кто служили сторонникам Мирабеты, собирались на западе, на Норгримской Дороге. Мирабета прислала сюда своих людей после полудня, и сейчас они находились среди прочих солдат на Норгримской Дороге.
Две группы меряли друг друга взглядами. Улицы заполняла враждебность и сталь.
— Может быстро начаться кровопролитие, — сказала Элирил тёте.
Мирабета кивнула. Кучер сделал вид, что не слышит.
Улицу вокруг Зала Совета оцепил отряд городской стражи числом примерно человек семьдесят, удерживая солдат знати на расстоянии. В отличии от часовых у входов, одетых в традиционные церемональные доспехи, эти были вооружены тяжёлыми булавами, стальными щитами, и под синей униформой носили кольчуги. Элирил нигде не видела Рэйтспура, высокого и массивного капитана стражи. Видимо, он был достаточно умён, чтобы не погружаться слишком глубоко в воды политики.
Верные Мирабете люди громко закричали при её появлении, подстрекаемые её собственными двадцатью солдатами, и тётушка Элирил в ответ улыбнулась. Что-то большее было бы унижением собственного достоинства. Люди Эндрена неодобрительно заворчали, некоторые даже засвистели. Мирабета продолжала улыбаться.
Двое стражников у ближайшего входа покинули свой пост и прошли по вымощенной плиткой дорожке к Мирабете и Элирил.
— Графиня, — сказал один из них, средних лет и с бородой, — вы последний прибывший участник. По приказу председателя, мы должны проводить вас к дверям. Внутрь не позволено входить никому, за исключением членов совета и их вольмонеров.
Элирил удивлённо моргнула. Она уже давно не слышала этого архаичного слова: «вольмонер». Гораздо чаще говорили «уоллмен». Этот обычый зародился несколько столетий назад, когда правителям позволено было брать на встречи лишь одного доверенного помощника, их уоллмена. Изначально уоллмены были воинами, исполнявшими обязанности телохранителей, но когда политические манёвры стали важнее силы оружия, эта позиция стала предназначаться для политических советников вроде Элирил. Высший совет прибегал к этому правилу только в сложных политических ситуациях или в случаях, требовавших особой конфиденциальности.
— Мой уоллмен — моя племянница, — ответила Мирабета. — Ведите.
Часовые кивнули, встали по бокам от женщин и провели их через кольцо городской стражи. Затем они вернулись на свой пост, а Мирабета и Элирил пошли дальше, внутрь здания.
Мирабета ускорила шаг, и Элирил поторопилась, чтобы держаться с ней вровень. Несмотря на почтенный возраст графини — ей было далеко за пятьдесят, почти вдвое больше, чем двадцатисемилетней Элирил — она оставалась крепкой женщиной, и её целеустремлённая походка по скорости походила на бег трусцой.
Их шаги эхом отразились от стен здания. Элирил до сих пор никогда не видела его пустым. Обычно в здании было полно просителей, купцов и незначительных представителей знати, которые пытались добиться внимания того или иного члена совета.
Они прошли в длинный, высокий зал с монументами. У стен стояли высокие статуи из мрамора, добытого в далёком Йоне, изображавшие каждого главного правителя со времён основания Сембии. Имена правителей были указаны на табличках на постаментах. Волшебное освещение усиливало производимое статуями впечатление. Преувеличенные, героические пропорции изваяний напомнили Элирил о Волумваксе. Она облизала губы и принялась искать его в отбрасываемых статуями тенях.
Мирабета посмотрела только на самую новую статую, изображавшую её мёртвого кузена. У этой скульптуры она остановилась. Статую закончили лишь двумя месяцами ранее. Кендрик Селькирк занимал пост главного правителя чуть дольше трёх лет — достаточно для того, чтобы его изваяли в камне перед смертью, но слишком мало, чтобы добиться чего-то значительного.
— В этом зале нет главных правительниц, — заметила Элирил, подливая масла на огонь амбиций Мирабеты.
— Будут, — ответила та.
С дальнего конца зала, со стороны ротонды, донёсся мужской голос.
— Злорадство тебе не к лицу, Мирабета.
Элирил и Мирабета повернулись в ту сторону, чтобы увидеть шагавшего к ним Эндрена Корринталя. Высокий мужчина был одет в чёрные штаны и длинный синий камзол, подбитый мехом горностая, поверх шёлковой рубашки с высоким воротником. Густые, поседевшие волосы обрамляли морщинистое, измученное заботами лицо. Его крупный нос ломали по меньшей мере однажды, а борода с усами едва ли скрывали кривой шрам на левой щеке. На поясе висела рапира, и судя по всему, Эндрен умел ей пользоваться.
Мирабета изобразила улыбку, но жестокость не покинула её глаз.
— А ехидные комментарии не к лицу тебе, Эндрен… тем более, что с лицом у тебя и так не очень.
