Константин Бояндин - Пригоршня вечности
Неожиданно зрение и слух вернулись к нему, наполнив его разум буйством и заставив упасть на колени под этим неистовым напором. Тотчас же наваждение прошло. Острые углы камня вонзились в колени, в ладони, и боль привела его в чувство.
Поднявшись, он увидел хмурые волны, в несколько футов высотой, что упорно пытались добраться до него, обрушивая на скалы громоподобные удары. Воздух был насыщен электричеством, клубящиеся тучи мчались над скалами, едва не касаясь их, однако буря уже уходила.
На север.
Он поднялся и посмотрел на свои руки — чужие, незнакомые, с короткими острыми когтями вместо ногтей, покрытые светло-серым коротким мехом. Прикоснулся к лицу, ощущая пальцами двухдюймовые клыки. Зажмурился в замешательстве, и рука скользнула к поясу (на котором ничего не было), повторяя, без сомнения, чей-то жест. «Я снова — чья-то тень».
Мысль пришла просто и естественно. Сколько теней накопилось во глубине времен? Трудно сосчитать. Стоящий на скале оглянулся, ожидая увидеть нанесенные волнами груды светло-фиолетового песка и руины крепости Моррон, чей древний страж наконец обрел покой.
Но позади него не было ничего подобного. Там грохотал, вырываясь на свободу, подземный огонь; султан дыма и пепла, уже не рассеивающийся под шквальными порывами ветра, грозно вздымался в небеса. Ярко-красные кипящие брызги вырывались из кратера и летели во все стороны, стремительные и смертоносные. Одна из таких капель с шипением утонула в нескольких шагах от стоящего. Вулкан. Куда его занесло на этот раз?
И как его теперь зовут? Прошлое имя всплывало с трудом. Оно затерялось где-то в невероятной дали, там, где оставались вся память, впечатления и идеи, откуда нет выхода. Как звали обладателя этого тела?
«Я — Нлоруан».
Мысль вновь выпала из небытия, и чужая память перевела: «Нлоруан — тот, чей путь не завершится».
Прежде чем странник произнес это имя вслух, позади него зашуршали камни — его новый слух был необычайно чутким! — и чья-то тень легла рядом с его тенью, изломанной и размытой.
— Я позвал тебя на этот раз. — Голос был незнакомым и вряд ли принадлежал человеку. — Однако как союзник, а не как повелитель. Что скажешь, странник?
Нлоруан долго думал, глядя в глаза невысокому существу футов пяти ростом, и слова долго не шли с языка. Что лучше — забвение, где дух не дремлет в ожидании воплощения, но бодрствует, лишенный всего, кроме себя самого, — или новая тень кого-то, новая попытка бросить вызов силам, что превыше человеческих, и вновь потерпеть неудачу?
«Что ты знаешь о союзниках, — подумал Нлоруан, глядя в глаза незнакомцу, скрестившему руки на груди, — чтобы говорить со мной таким тоном?» Слепая ярость, что изредка вырывалась наружу, шевельнулась где-то поблизости, и он сжал руки в кулаки, чтобы не дать ей выплеснуться. «Что сделаешь ты, карлик, если я просто протяну руку и оторву тебе голову?»
— Я отращу себе новую, — ответил тот вслух. — И вообще, не о моей персоне идет речь. Предстоят очень интересные события — клянусь всеми подвластными мне силами, что ты не пожалеешь. Как только придешь в себя, странник, мы снова побеседуем.
Нлоруан стоял, мрачная улыбка блуждала по его губам.
— Поговорим позже, — резко повторил карлик и ушел прямо в скалу.
Сознание вернулось сразу — как будто в богато украшенном темном зале одновременно зажглись тысячи свечей.
Он лежал на траве, под ярким голубым небом, и ослепительно белые холмики облаков лениво ползли над его головой.
Рядом шелестела листва, и запахи леса накатывались волнами. Голова сразу же прояснилась, и усталость разошлась, словно льдинка в кипятке.
Нламинер сел, упираясь ладонями в густую траву, и огляделся. Бесконечные холмы разбегались во все стороны, и низенькие деревья росли между ними. Ветерок изредка пробегал над головой, разгоняя духоту. Трещали насекомые; где-то неподалеку пела небольшая лесная птичка. Он не смог вспомнить, какая именно. Часть сознания все еще пребывала в тумане.
«Где я?»
Он встал и осмотрелся. Куда ни глянь, всюду холмы. Никого и ничего; однообразный, ровный пейзаж, приветливый, красивый. «Посмотрим, каким все станет ночью», — шепнул внутренний голос, и Нламинер скривился. Откуда здесь могут браться такие странные мысли?
Куда идти?
Нет, разумеется, можно сидеть на этом холме, — скорее всего, в этом лесу с голоду он не умрет. А может быть, надо просто закрыть глаза и заснуть — кто знает, может, удастся проснуться в…
— Откуда я здесь?
Это он произнес вслух, и ему показалось, что на какой-то миг его тень раздвоилась. Два совершенно одинаковых контура, один чуть в стороне от другого, лежали перед ним. Он потряс головой, и тень вновь стала нормальной.
Он пожал плечами и двинулся туда, куда стоял лицом. Прошлое плыло где-то рядом, скрытое густым туманом, и не торопилось проявляться. «Свежий воздух приведет меня в чувство», — повторил Нламинер и сорвал по пути травинку. От нее исходил свежий, живой запах — сейчас он казался особенно сильным, словно все предыдущее время он просидел в мрачном подземелье, где царили мрак и гниение.
Он шел, что-то напевая, и туман в голове постепенно таял.
Рисса сидела на одном из холмов и наслаждалась ощущениями.
Память не говорила ей, откуда она здесь и что случилось несколько дней тому назад. Смутный туман скрывал это знание. Вглядываясь в этот туман, она не видела ничего, кроме причудливо изменяющихся форм, эха знания, нечетких контуров. Она знала, как ее зовут и где родилась, кто ее воспитывал и обучал.
И все.
Впрочем, пока ее это не беспокоило. Окружающий мир обрушивался на нее невероятно богатым изобилием красок, цветов, ощущений любого рода. Она осознала, что незадолго до того пребывала в месте, где все — по сравнению с этой долиной — было менее четким, менее настоящим, менее заметным. Ее ощущения были сродни ощущениям умирающего от голода, которого выхватили из бесплодной пустыни, вволю накормили и вернули в нормальный, дружественный мир. Нереальность. Эйфория. Энергия, бьющая через край.
Она попыталась увидеть здешнюю астральную проекцию, сосредоточилась… и увидела все ту же долину. В точности все то же. Попыталась вернуться «назад» — и вновь тот же холм, та же рощица неподалеку, ручеек, что журчал за ее спиной, и щебет птиц. Поразительно, не правда ли?
Только отсутствующая память о прошлом мешала ей, вызывала беспокойство. Тем не менее еды здесь было вдоволь — множество мелких грызунов, змей, птиц; ее магический дар постепенно восстанавливался, и туман, застилающий минувшее, постепенно разрежался. Названия и образы еще не обрели четких форм, но вот-вот их обретут.
