Элейн Каннингем - Эльфийская песнь
– Хватайся, – изо всех сил закричала она, но обезумевший Гледдиш ничего не слышал.
Вскоре стала понятна причина его паники. Из пучины поднялись зеленые, в водорослях, лапы и сомкнулись на горле барахтавшегося солдата. В последний момент Данила заметил, что длинные пальцы заканчивались круглыми бугорками. Гледдиш скрылся под водой. Некоторое время темная поверхность бурлила, и Моргалла, перехватив копье для броска, напряженно переступала с ноги на ногу, но так и не увидела цели.
– Едем, – негромко приказал Элайт. – Держитесь как можно дальше от края тропы. Будем надеяться, что лягушки, как волки, нападают только на слабых и тех, кто упал в воду.
Моргалла резко развернулась.
– Ты собираешься бросить его? – громко спросила она.
– Да, – кивнул эльф. – И поскорее, пока то, что его утащило, не решило поискать еще одну жертву.
Словно в ответ, над поверхностью воды, в нескольких ярдах от того места, где скрылся Гледдиш, появилась большая зеленая голова. У существа были желтые выпуклые глаза и широкий рот лягушки. Но вот оно поднялось из воды, и показалось тело, отдаленно напоминающее человеческое. Чудовище по-лягушачьи вывернуло наружу ноги и стало еще больше похоже на лягушку-быка, но с одним отличием: с нижней части воздушного мешка свисали три длинных зеленых отростка. Существо издало долгий пронзительный звук, а потом зазвучал тот же сигнал к бою, который так неприятно поразил Данилу у зарослей тростника.
В ответ на призыв из трясины стали подниматься такие же головы, и одинокий голос превратился в оглушительный хор. Элайт и его солдаты посылали залп за залпом, но проворные лягушки ныряли под воду, и лишь немногие стрелы поражали цель. Ужасные существа подбирались все ближе и ближе, окружая людей со всех сторон.
Один из «певцов» протянул зеленую лапу за голову и метнул заостренный обломок тростника, словно дротик. Снаряд угодил в коня Балиндара и глубоко вонзился в круп животного. Лошадь взвилась на дыбы и сбросила великана в болото.
Снова зеленые лапы потянулись за жертвой, но на этот раз Моргалла была наготове. Она пробила копьем лапу и потянула вверх, так что чудовище почти выскочило на тропу. Лягушка свободной лапой схватила дворфа за лодыжку и оглушительно засвистела. Если бы ураган попал в волынку, и то звук не оказался бы таким ужасным. Моргалла замерла с искаженным от боли лицом.
Две серебряные молнии метнулись к угодившей в ловушку Моргалле: первый кинжал Элайта пробил воздушный мешок лягушки, и свист перешел в прерывистое бульканье. Второй кинжал угодил в лапу и пришпилил ее к земляной насыпи, заставив освободить жертву. Девушка отпрыгнула назад и вытащила копье. Затем она выхватила из-за пояса боевой топор и нанесла удар по голове лягушки как раз между желтых глаз. В один момент Моргалла успела выдернуть кинжал Элайта и столкнуть чудовище в воду. Все еще вздрагивая, оно погрузилось в трясину, а на этом месте расплылось темное пятно крови. Моргалла кивком поблагодарила Элайта за помощь, но эльф уже отвернулся, чтобы отразить следующую атаку. Рядом Балиндар вскарабкался на тропу и старался стряхнуть с себя отвратительную жижу.
– Они еще слишком далеко, – пробормотал Вин, судорожно сжимая свою лиру и хмурясь от напряжения.
Данила с изумлением взглянул на барда. Стоило ему на мгновение отвлечься, как ужасное существо ухватило его за ногу. Моргалла снова оказалась рядом, и ее топор угрожающе сверкнул в воздухе. Огромная лягушка взвизгнула и отскочила назад. Данила выхватил меч и рассек ей горло. Сразу три чудовища вскарабкались на тело своего сородича и попытались выбраться на тропу.
– Теперь достаточно близко? – крикнул Данила Вину и разрубил одного из врагов.
Золотой эльф ничего и никого не слушал. Он прошелся пальцами по струнам лиры и запел высоким, почти женским голосом. Его альт перекрыл шум схватки и таинственное гудение тростникового органа. Спокойно, словно он пел для друзей у себя дома, эльф выводил мягкую лирическую мелодию. Слова песни звучали на эльфийском языке, но всепоглощающее ощущение мира и покоя наполнило душу Данилы, хотя он и продолжал отбиваться от чудовищ. Лишь однажды ему удалось слышать подобное пение: после сражения в Эвереске, когда священник эльфов лечил его раненую руку песней. Вот и сейчас Данила ощутил ту же силу, тот же восторг и благоговение, смирение перед красотой, которую он даже не способен ни передать, ни понять.
Пение Вина окружило Данилу и его коня загадочной защитной сферой; стоило лягушке пересечь невидимый барьер, как она падала. Постепенно область покоя увеличилась, я чудовища выронили свое тростниковое оружие. Они прекратили воинственные завывания, словно для того, чтобы лучше слышать пение эльфа. Наконец все лягушки попрятались в воду, и над поверхностью остались только желтые выпуклые глаза. Не прекращая петь, Вин поехал вперед по тропе.
Остальные путешественники последовали за ним, и на всем пути в наступивших сумерках тропу освещали желтые немигающие лягушачьи глаза.
* * *
Всем гостям Глубоководья город представлялся не только прекрасным, но и таинственным, однако далеко не всем коренным жителям было известно о загадочных историях и интригах, происходящих за стенами роскошных домов. Под городскими улицами пролегала сеть туннелей и переходов, точного расположения которых не знал никто из простых горожан. Еще глубже сохранились шахты давно покинутых поселений дворфов, а под ними, по слухам, скрывались глубокие логовища и заброшенные тайники драконов. Существовали еще предания о туннелях, ведущих в другие миры, но большинство людей предпочитали не говорить об этом вслух. Несмотря на все свои секреты, а может, благодаря им Глубоководье процветало.
Один из таких туннелей, особенно хорошо укрепленный и скрытый от посторонних глаз, пролегал между дворцом Пайргейрона и башней Черного Посоха. Глубоко взволнованный Хелбен Арунсун возвращался по этому туннелю из дворца к себе в башню и безуспешно пытался вызвать в памяти красивое лицо Лариссы Неатал, каким оно когда-то было.
Мирт Ростовщик обнаружил куртизанку в ее доме, едва живую от боли и изуродованную почти до неузнаваемости. Редко приходилось Хелбену видеть бывшего купца плачущим, а теперь он и сам с трудом сдерживал слезы. Лариссу поселили во дворце, как только лекари удостоверились, что ее можно перенести в другое место, и там она находилась под неусыпным присмотром и защитой, которую мог обеспечить город. Лекарственные снадобья и молитвы, казалось, немного уменьшили ее страдания, но никто и ничто не могло нарушить подобного смерти сна. Женщина перенесла ужасную боль, похоже, что ее пытали, и теперь ее жизнь была в руках богов. При всем своем могуществе в этом случае архимаг был беспомощен.
