Майкл Муркок - Вечный воитель / The Eternal Champion
Решив во что бы то ни стало помешать ей, я прибавил шагу. Когда я приблизился, девушка искоса посмотрела на меня и молча отвернулась.
Тут на полуют вышел король. Он окликнул меня:
— Эй, Эрекозе! Хоть ветер дует тебе в спину, не стоит подходить так близко к элдренской шлюхе!
Я остановился. Сперва я даже не понял, на что он намекает. Я бросил взгляд на Эрмижад: девушка сделала вид, что не слышала оскорбительной реплики короля. Я отвесил неглубокий, но вежливый поклон.
Пройдя мимо Эрмижад, я встал у борта, повернувшись к королю спиной.
— Ты будто начисто лишен обоняния! — крикнул король.
Я стиснул зубы, но промолчал.
— Подумать только, чего ради мы скоблили палубу после битвы? Неужели для того, чтобы по ней расхаживала эта мерзавка? — продолжал Ригенос.
Не выдержав, я повернулся к нему, но на полуюте уже никого не было. Я посмотрел на Эрмижад. Она по-прежнему наблюдала за тем, как весла флагмана вспарывают поверхность моря. Ее словно зачаровал ритм их движения. «А слышала ли она в самом деле насмешки короля?» — подумалось мне.
Король Ригенос не упускал возможности уязвить Эрмижад. В ее присутствии он говорил о ней так, как будто ее не было поблизости. Он обливал грязью и ее, и всех элдренов, вместе взятых.
Мне все труднее становилось сдерживать себя, но так или иначе я сохранял самообладание. Что касается Эрмижад, она ни словом, ни жестом не давала понять, что ее задевают королевские замечания.
Я видел Эрмижад реже, чем мне того бы хотелось, и чувствовал, что, несмотря на все предостережения короля, меня влечет к ней. Она была прекраснее любой из женщин, встреченных мною до сих пор. Ее красота разительно отличалась от холодной красоты моей нареченной, Иолинды.
Что такое любовь? Даже теперь, когда мне вроде бы открылось мое предназначение, я не могу дать ответа. Разумеется, я продолжал любить Иолинду, но, незаметно для себя, влюбился в Эрмижад.
Я отказывался верить тому, что о ней рассказывали, и относился к ней с приязнью, однако я был тюремщиком, а она — пленницей, и отнюдь не простой. Она была пленницей, от которой, быть может, зависел исход войны.
Несколько раз я задумывался над тем, годится ли она в заложницы. Если, как уверял король Ригенос, элдрены холодны и жестоки, с какой стати Арджевху беспокоиться о судьбе своей сестры?
Эрмижад вовсе не казалась мне способной на все те мерзости, о которых так вдохновенно вещал король. Наоборот, у меня сложилось впечатление, что она обладает удивительным благородством души, которое проявлялось еще отчетливее на фоне грубости короля.
Быть может, подумалось мне, король заметил мою привязанность к Эрмижад и испугался, что Вечный Воитель раздумает жениться на его дочери?
Но я оставался верен Иолинде. У меня не было никаких сомнений в том, что, когда я вернусь из похода, мы сыграем свадьбу.
Любить можно по-всякому, и форм любви существует бесчисленное множество. Какая из них в конце концов побеждает? Не знаю и не буду пытаться угадать.
В красоте Эрмижад было нечто нечеловеческое, однако она немногим отличалась от идеала женщины, который сложился у моего народа.
Лицо ее было удлиненным и заостренным книзу. Джон Дейкер назвал бы его «лицом эльфа» и наверняка отказался бы признать, что черты его исполнены благородства. Раскосые глаза казались слепыми из-за своей странной белизны. Слегка заостренные уши, высокие скулы; стройная, скорее мальчишеская, фигурка. Таковы все элдренские женщины: стройное тело, тонкая талия и маленькая грудь. Пухлые алые губы чуть загибались кверху, так что казалось, будто на устах Эрмижад постоянно играет легкая улыбка.
Первые две недели пути девушка отказывалась говорить, хотя я всячески подчеркивал свое уважение к ней. Я приказал стражникам, чтобы она ни в чем не испытывала нужды; она поблагодарила меня через них, и это было все. Но однажды, когда я стоял на палубе, глядя на серое море и низкое небо, я услышал за спиной шаги и, обернувшись, увидел Эрмижад.
— Приветствую тебя, Воитель, — поздоровалась она насмешливо.
Я несказанно удивился.
— Приветствую тебя, госпожа Эрмижад, — отозвался я.
На ней было простое шерстяное платье светло-голубого цвета, поверх которого она накинула темно-синий плащ.
— День исполнен предзнаменований, — проговорила она, бросив взгляд на мрачное небо, где остались теперь только два цвета — свинцово-серый и бледно-желтый.
— Почему ты так думаешь? — поинтересовался я.
Она рассмеялась. У нее был чудесный, звонкий смех. Он воспринимался как музыка небес, а вовсе не ада.
— Прости меня, — сказала она. — Я хотела позлить тебя, но вижу, что ты не из тех, кого легко вывести из равновесия.
Я усмехнулся.
— Спасибо на добром слове, госпожа. Должен признаться, мне порядком надоели всякие суеверия, не говоря уж об оскорблениях.
— Это ли оскорбления, — ответила она. — Они мелки и ничтожны.
— Ты снисходительна.
— Таковы все элдрены.
— Я слышал иное.
— Догадываюсь.
— Между прочим, у меня все тело в синяках, — улыбнулся я, — Ваши воины не особенно церемонились, когда мы сошлись с ними в битве.
Она наклонила голову.
— А твои воины не церемонились, войдя в Пафанааль. Верно ли, что выжила я одна? Я облизал внезапно пересохшие губы.
— Кажется, да, — сказал я тихо.
— Мне повезло, — промолвила она, чуть повысив голос.
Я промолчал, ибо что я мог ответить? Мы стояли и смотрели на море. Потом Эрмижад заговорила:
— Значит, ты Эрекозе. Ты не похож на других людей. В тебе есть что-то такое, что отличает тебя от них.
— Ну вот, — отозвался я, — теперь мне ясно, что ты мне враг.
— С чего ты взял?
— Все мои враги, а сеншаль Каторн — в особенности, сомневаются в моей принадлежности к роду человеческому.
— А ты человек?
— Да, и никто не убедит меня в обратном! Мои заботы — заботы простого смертного в том смысле, что у меня от них голова идет кругом не хуже, чем у любого другого. Я не знаю, каким образом очутился тут. Мне говорят, что я великий герой, который восстал из праха, дабы повести людей на твой народ. Меня призвали сюда заклинаниями. А ночами мне снятся сны, в которых я оказываюсь многими героями сразу.
— И все они люди?
— Сомневаюсь. Однако характер мой, как мне кажется, из воплощения в воплощение остается тем же самым. Ни мудрости, ни умения у меня не прибавляется. А разве быть Бессмертным не означает обладать мудростью веков?
Она кивнула.
— Думаю, что так, Воитель.
— Я даже не имею представления о том, где нахожусь, — продолжал я. — Я не могу понять: то ли, я пришел к вам из далекого будущего, то ли — из не менее далекого прошлого.
