Леонида Подвойская - Предтечи зверя. Максим
Она, видимо, долго сдерживалась, потому что теперь действительно разрыдалась. Закрыв лицо руками, несчастная женщина вновь упала в кресло и залилась слезами.
Теперь пришла пора Макса успокаивать.
– Ну, ладно. Ну, все же хорошо кончилось. Не обижаюсь я. Действительно, черт знает, что можно было подумать, бормотал он, неумело гладя хозяйку по пышной сегодня прическе.
– Давайте лучше выпьем, а? - нашел он способ прекратить рыдания.
Все еще всхлипывая, Ирина Сергеевна согласно кивнула головой и Макс подал ей по новой наполненный бокал.
– Третий, за женщин,- поднял свое вино юноша.
– Сегодня и первый, и третий, и четвертый, - все за тебя - возразила уже успокаивающаяся собеседница.
– Нет, за Вас, за Ваше здоровье.
– При одном условии. Ты ответишь мне на один вопрос, - согласилась хозяйка.
– Ладно, легкомысленно согласился Максим.
Молодая женщина выпила довольно большую налитую им "для успокоения" порцию, поставила бокал и, сев вплотную к гостю, заглянула прямо в его блестевшие в лунном свете глаза.
– Кто ты? - задала она наконец свой вопрос.
– Не знаю, -твердо, не отведя взгляда ответил юноша. -Честное слово не знаю.
– Ты видел сам, что с тобой происходит, когда ты… ну этим занимаешься?
– Мне некогда любоваться. Мне больно. Понимаете, ужасно больно, - злобно сказал он, но женщина мягко положила ладони на его руки, и он успокоился.
– Понимаете, - продолжил он. Во мне это проснулось, когда я пришел в себя в больнице. Привезли Пушкареву. Санитарка сказала - "не жилец". Стало очень жаль. Я её знал - она из нашего дома, нашей школы…
– Влюблен был? - с тихим смешком спросила учительница.
– Да нет… Совсем нет, - покраснел юноша.
– Ладно- ладно. И что?
– Вот, меня что-то и потянуло. Понял, что могу помочь. Вот с ней впервые. Потом парень один. Тоже жалко стало. Потом хирурга жалко стало… - смеялись над ним… так я перед выпиской еще двоих… для количества удачных операций. Но все время было больно. Очень больно… - сбивчиво объяснял Максим заглядывающей ему в глаза женщине. А луна… или солнце. Только силы придают…
– И меня- жалко? - спросила она охрипшим вдруг голосом.
– Больше всех. Нет, я же вначале не знал. А потом, когда увидел… он осекся.
– С третьей на четвертую - это страшно выглядит?
– Что с третьей?
– Рак. С третьей на четвертую. Страшно?
– Страшно. И больно… Кстати, а Вам? Как вы терпели? Ну, те все - без сознания были. А Вы?
– Нет. Никакой боли.
– А что?
– Ты пил водку на пустой желудок? И когда юноша кивнул головой, рассказала - Вот также разливается тепло и некоторое жжение… Тепло пульсирующее, как пульсирует кровь из вен. Она машинально взглянула на порезанные когда- то запястья и замолчала. И это- тоже? - просила она, показывая на гладкую, без всяких шрамов кожу.
Это уже так, на всякий случай, типа общеукрепляющего…- поскромничал Максим.
– А те… золотые лучи… почему- то запинаясь спросила исцеленная.
– Да. Это… Ну, как… не знаю…- подбирал слова целитель,- Как стимул к жизни, что ли, как новые силы… как живая вода, - нашел он наконец образное сравнении.
– А эту… Одноклассницу… Тоже живой водой поил?
– Да, а что? - забеспокоился юноша.
– Бедная, бедная девушка… - полушутя посочувствовала школьнице учительница.
– Почему бедная?
– Не будет ей теперь покоя.
– Но почему, больно?
– Нет, с улыбкой Джоконды ответила Ирина Сергеевна. - Это совсем не боль.
– А что?
– Иди ко мне, - притянула молодая женщина к себе своего спасителя, и уже осторожно целуя его глаза, прошептала - Попробую дать тебе хоть что- то похожее…
– Вот это только бледная тень того, что чувствуется от твоих золотых лучей - пояснила хозяйка, прикоснувшись к плечу смотревшего на утреннее солнце Максима.
– У тебя нежная кожа - она неловко, стесняясь, провела рукой по плечу юноши. Она знала, что утреннее похмелье неизбежно, но ее длительное воздержание, неизмеримое чувство благодарности и тяга к необъяснимо- чудесному, находившемуся в этом юноше, толкнули ее на эту ночь. Она действительно хотела дать этому пареньку хоть частичку того чудесного, чем наделил ее он. Поэтому и дала ему все, что могла, что знала, о чем слышала. Теперь ее охватило чувство какой- то вины, неловкости, стыда.
– Нам надо поговорить, Максим - обеспокоенная молчанием, заглянула она ему в глаза. - Ты что?- отшатнулась она. - Ты что с собой делаешь?
– Заряжаюсь. Я же говорил. А что глаза покраснели- сейчас пройдет. Он улыбался, и у Ирины отлегло от сердца.
– Кто ты? - вновь вырвалось у нее.
– Но я не знаю, Ирина, - еще в постели она приказала ему прекратить "имя- отчество", так как теперь это смешно звучало. - Я ведь все рассказал.
– Все? А вчерашний бокал? - скажем прямо - крутизна еще та!
– Заметила, - вздохнул Максим.
– Заметила и еще кое -что поняла. На уроке кто мои ноги трогал? Признавайся, шкодник! - она шутя схватила его за ухо.
– Но такие ноги… - покраснев, стал оправдываться шкодник.
– У своих одноклассниц, небось не гладил? - полушутя, полуревниво уточняла женщина, продолжая тягать юношу за ухо.
– Какие там ноги- спички, -отпирался подросток.
– О, да ты покраснел? Ты все еще можешь краснеть? Ну, значит, точно, не дьяволенок. Но давай проверим.
– Крестом заклинаю тебя - изыди, сатана, - все также полушутя- полусерьезно заявила хозяйка, касаясь креста на юношеской груди.
– Вот те крест, никакой ни сатана, - также шутливо перекрестился Максим. Да и будет тебе сатана носить крест…
– Солидный. Откуда?
– Да тот, вылеченный подарил. В больнице. Кстати, а почему ты говоришь, что Пушкарева " бедная"?
– Ты так и не понял? - она обняла своего ангела- хранителя и стыдливо пряча глаза объяснила, - Все, что ты чувствовал сего… ночью, что я чувствовала… - это сотая, нет, тысячная доля того, что чувствуешь от твоей… ну, живой воды.
– И?
– И она, не понимая, что случилось, будет вновь и вновь ее искать… и сравнивать… Бедная девушка, - теперь искренне посочувствовала она.
– А ты?
– Есть разговор, Максим. Максичек. Мальчичек, - ласково гладила она его подпухшие за ночь губы. - Я тебе говорила про две новости. Но мы заболтались об одной.
– Заболтались, - неточное слово, - усмехнулся юноша.
– Не надо… Так вот. Я уезжаю. Сегодня. Навсегда.
– Кккак? Куда? Почему? Сегодня? - ожидаемо отреагировал он.
– Да, милый мальчик. Да, мой добрый ангел хранитель. Уезжаю. Вечером.
– А я?
– Что ты? Ну что ты? - с навернувшимися вдруг слезами спросила Ирина.