Алексей Семенов - Чужестранец
— Ну это мы посмотрим! — засмеялся Ахти. — Наших не всех так просто в обман ввести. Только вот что… — Ахти покраснел. — Ты-то мне не сразу поверил. А я тебе почему на слово верить должен? А если ты и впрямь у Антеро силой бусину отнял? Из лука ты и сам не худо бьешь.
— Верно говоришь. — Мирко задумался. — Чем доказать, что у нас с ним дело миром вышло? Пожалуй, хоть и надобно мне поспешать, могу вернуться с тобою до той островины. Я тебе все следы покажу. Дождей не было. За два дня ни кострище, ни кабаний след не закроются. Идем?
— Нет, не идем, — успокоился хиитола. — Это я так. Я тебе, Мирко, верю. Но вот завтра ты на Хилку посмотришь и пожалеешь, что отсоветовал мне Антеро догонять.
— Посмотрим, — ответил Мирко и зевнул. — Спать, однако ж, пора. Денек-то непростой выдался. Дозор нести будем, чтобы русалка кого из нас в озеро не утащила?
— Да нет, — отмахнулся Ахти, подпихивая в костер корягу для жара. — Здесь бояться нечего. А если нечисть какая, кони тебе мигом подскажут: они это за версту чуют.
— Да. Только всадников заколдованных они же несли, — возразил мякша, забираясь в шалаш.
— Это заклятие с них уж снято, — уверенно ответил Ахти, устраиваясь рядом. — Каленая стрела любые чары разобьет.
— Ну и ладно. — Глаза у Мирко закрылись, и он провалился в сон.
Разбудило его испуганное ржание коня, порвавшего путы и кинувшегося без оглядки от страшного чудища, вылезшего из темноты. Нож всегда висел у мякши на поясе, да и без крепкой дубинки рядом в лесу он спать не мог, как дитя без материнской колыбельной.
Через мгновение он был уже снаружи, но Ахти опередил его на десять шагов.
Луна зашла, и в кромешной темноте не видно было ни зги. Испуганно ржали кони, слышался топот умчавшегося берегом озера жеребца. А по хвое кто-то крался, мягко и осторожно, и звук этот Мирко уловил на самой грани слуха. Что-то еще чернее, чем ночь, без всякого разбега метнулось с земли на спину белому коню. Тот взбрыкнул, встал на дыбы, замотал мордой отчаянно и безумно. Боль, видать, была нестерпимой.
Мякша рванулся к коню, рискуя попасть под удар копыта ослепленного болью животного, но тут прямо над головой просвистел какой-то брошенный предмет, послышался удар о что-то несомненно живое, и низкий яростный рык огласил ночное озеро. Снова мелькнуло во тьме гибкое тело хищника, сверкнули два свирепых желтых глаза, и только трава прошелестела едва слышно — зверь ушел.
Мирко стоял растерянно, опустив уже ненужную дубину, а в лесу тем временем поднялся такой переполох и гвалт, хоть уши затыкай. В озере оглушительно ударила хвостом по воде большущая рыбина, загорланили лягушки, заухал в чаще встревоженный филин, встрепенулись и бестолково закричали, захлопали крыльями птицы, и где-то уж совсем далече, возле самого болота, протрубил сохатый.
— Мирко, посмотри других коней, а я того догоню! — крикнул появившийся из-за спины Ахти и, не дожидаясь ответа, побежал вдоль берега туда, где испуганно ржал жеребец.
Лошади, хвала богам, путы не порвали, а белый конь, когда Мирко взял его под уздцы, перестал бесноваться, только дрожал мелко и всхрапывал. На его спине остались рваные, но не очень глубокие следы от когтей ночного гостя. Мякша повел коня к озеру, омыл кровь чистой водой, достал из короба лечебное снадобье и, смазывая раны, стал шептать заговор, останавливающий кровотечение:
Кровь, бегущая по жилам,
Брага тела молодого,
Не стремись его покинуть,
Не сочись из ран наружу,
Не питай без толку землю,
Не беги за когтем хищным,
Что твое нарушил русло.
Не спеши за ним, проклятым,
Жгущим травы смертным следом, —
Он найдет свою погибель
Без тебя на буреломах,
В топях черных на болоте,
В мерзлом ветре стужи зимней,
Под охотничьей стрелою
Или в хватке пасти песьей,
Или бурый сторож леса
Лапе тяжкой даст потеху.
Ты ж уйди теперь обратно,
Затвори свои потоки
И теки себе безвидно,
И питай без порчи тело.
Заслышались шаги и перестук копыт — это Ахти вел сбежавшего серого коня.
— Вот шуму наделал! — возбужденно произнес запыхавшийся хиитола, хотя лес потихоньку умолкал, только лягушки продолжали орать надрывно. — Что ж это за зверь такой?
— Ты мне вот что скажи сначала, — отвечал неприветливо Мирко. — Чем это ты кидаться в темноте удумал? А уж после я тебе скажу, кто это был.
— Да дубинку свою я в него запустил, — пожал плечами Ахти. — А что?
— Ничего. Только если б ты ее чуть ниже метнул, не сносить бы мне головы. Так и помер бы молодой.
— Ну прости. Только я камнем птицу бью влет, когда повезет, а уж в такую тушу не промахнусь и подавно. Ты не томи, скажи, кто это. Не волк, не медведь, не рысь — а кто?
— Есть такой зверь, — смилостивился мякша. — На рысь похож, но побольше. Вроде кота, только кот этот чуть поменьше волка будет. — И Мирко описал удивленному Ахти того самого зверя, который стрелой летел впереди вожака недавней охоты. Он так и пропал неизвестно куда во время боя, и после Мирко о нем не вспомнил. Да и про убитого им на болоте кота он тоже запамятовал: так, видно, и осталось лежать в осоке его тело. Огромный зверь за день проголодался и, оставшись без хозяина, позволил себе нарушить запрет и напал на стреноженных лошадей, посчитав их самой легкой добычей. Уважение к человеку и известная боязнь не позволили ему бросится на Мирко. Парень поежился, представив себе удар этой мягкой с виду лапы: серого волка теперь рядом не было!
— Диковинный зверь, — задумчиво проговорил хиитола. — Вот еще напасть теперь: поди поймай такого! Убивать-то жалко, в клетку сажать — толку нет. Вот поохотиться бы с таким!
— Это уж сами решайте, — отвечал Мирко. — А я спать хочу. Кот этот вряд ли снова явится. А ты, коли хочешь еще с ним повстречаться, в дозор становись.
— Вот уж была охота, — заупрямился Ахти. — Я тоже поспать не прочь.
Мирко вспылил было, но тут же одумался, так как понял: спать ему расхотелось.
— Не хватало нам еще повздорить, — сказал он примирительно. — Иди спать, а я тебя разбужу, как притомлюсь. Погоди только, хвороста наберу.
Он притащил охапку хвороста, выгреб из шалаша свою травяную подстилку и устроился у костерка, а хиитола отправился почивать.
Ночь тем временем прояснилась. Звездная пороша присыпала черный небесный лед. И только нескончаемый шум говорил о том, что море там, в вышине, течет и движется. На самом-то деле шумели сосны, но сегодня Мирко хотелось, чтобы прав оказался старый Веральден со своими баснями про северную небесную жизнь.
Тяжелый, наполненный удивительными событиями день не дал ему вспомнить про каменную богиню, но теперь дума о ней снова завладела всем его существом, и прекрасный ее лик виделся где-то между небом и землей, а сквозь него мерцали драгоценными украшениями небесные светила. Мирко померещилось даже, что он слышит чей-то далекий зачарованный голос, приходящий ниоткуда и отовсюду, но, как ни вслушивался, не мог разобрать ни словечка. Вот так же ясно, ощутимо, но недоступно говорили с морем старые башни на утесе, увиденные им в бусине.
