Ник Перумов - Дочь некроманта
Однако она не отставала. Ни на полсажени. Сдувала набегающий на брови пот, сильнее сощуривала глаза — и шла, шла, шла, мерила шагами чужую землю, и клинок то и дело больно ударял ее по бедру. Идти увешанной оружием было тяжело и неудобно и хотелось как можно скорее сбросить докучливую груду железа — и зачем только она ей?..
Шли долго, дни сменялись днями, становилось все жарче — тропа войны вела поури на юг. На богатый, сытый, несколько обленившийся юг, предпочитавший откупаться от подобных находников, чем встречать их острой сталью.
Карлики избегали дорог, предпочитая непролазные на первый взгляд чащобы и буреломы. Благополучно миновав все три засечные черты, возведенные в свое время правителями Княж-города, маленький отряд углубился в людские пределы, куда обычно поури отваживались являться только как полноправные союзники — даже их прославленная стойкость едва ли могла помочь против тысяч и тысяч окольчуженных всадников княжьей ближней дружины. Конечно, дружина умылась бы кровью — но и из карликов не ушел бы никто.
Ничего этого Ниакрис, конечно, не знала. Делила со всеми походные тяготы, в свою очередь таскала в лагерь воду, в свою очередь кашеварила. Поури по очереди становились с ней для потешного боя, по мнению девочки, ничем не отличавшегося от настоящего.
— А если тебя сейчас не стараться убить — так никогда и не научишься как следует защищаться, — резонно замечал ей кто-нибудь из поури, когда она лишь в последний миг ухитрялась увернуться от смертельного удара.
Так проходили дни — когда наконец впереди в сплошных чащобах не замаячил просвет.
…Они стояли на самом краю зарослей, тщательно закутавшись в покрытые зелеными и коричневыми разводами плащи. Впереди почти на три полета стрелы тянулись тщательно возделанные поля, за ними теснились друг к дружке крытые тесом избы, а еще дальше, на холме, — непривычно острые, словно копейные навершия, каменные шпили возносились к небу над кольцом отвесных, кое-где подпертых контрфорсами стен.
— Монастырь Ищущих, — старший поури скривил и без того уродливую физиономию, презрительно сплюнул. — Ищут, понимаешь ли, истину. Только помимо этого набрали еще целые подвалы золотишка и всякого прочего добра. Пора б им и поделиться.
Остальные дружно закивали. Ниакрис осталась неподвижна.
— Ждем здесь до ночи, — сказал старший. — Луны сегодня не будет, так что только псов их останется положить. А стража у них — ухохочешься.
— А как же настоятель ихний, диаконы и все такое прочее, э? — усомнился наставник Ниакрис. — Слыхал я, что искусны они в колдовстве. А нас всего шестеро!
— Семеро, ты забыл? — ухмыльнулся старший. — Иль девчонке своей не веришь? Тогда зачем учил?
— Верю поболее, чем иным другим тутошним! — злобно оскалился карлик. — Когда до дела дойдет, ты мои слова еще попомнишь!
— Это уж точно, — сплюнул старший. — Ладно, хорош. Значитца, как стемнеет…
— Полезем через стену? — вдруг сказала Ниакрис. — Не надо… собак там много будет. Я их отсюда чую.
Ее наставник с торжеством показал длинный и острый язык старшему.
— Понял, э? Псы на стенах!
Поури задумался, но только на мгновение.
— Псы, гришь, на стенах? Умны монаси, ничего не скажешь. А может, надоумил их кто… — он выразительно покосился на девочку, но та встретила его взгляд совершенно безразлично.
— Тогда тоннелем пролезем, — не колебался карлик. — Есля я хоть чегой-то в монасях смыслю — должон тут такой быть.
Ниакрис прикрыла глаза. Она явственно чувствовала этот самый тоннель. Монахи, обитатели монастыря, видно, прорыли его давным-давно, к недальней реке, — но потом сумели поднять глубинные воды и наполнить обычные колодцы. Ход стал ненужен, но его продолжали поддерживать в порядке, уже не для снабжения водой, а как путь спасения на самый крайний случай.
Много странного чувствовалось вокруг этого монастыря. Очень и очень много, так что бывалый чародей счел бы за лучшее потихоньку убраться отсюда куда подальше, пока голова еще крепко сидит на плечах, — но кто мог объяснить Ниакрис все эти премудрости?..
Но девочка в тот миг думала совсем о другом. Сказать карликам о том, что она точно знает, где под водой начинается галерея? Чтобы они ворвались внутрь, перебили бы бедных монахов, которые, конечно же, против таких, как поури, — меньше чем ничто… Значит, она сама откроет дорогу смерти, и чьи-то отцы, братья или сыновья будут валиться на скользкие от крови камни…
Веки Ниакрис медленно приоткрылись. Нет, этого не будет!.. Сейчас она уже жалела, что у нее с языка сорвалось это предупреждение — о собаках. Зачем, ну зачем она это ляпнула?.. Теперь придется все делать самой. А это так страшно…
— Тоннель… — проворчал один из карликов. — Как же, отыщешь ты его так вот запросто… Тут надоть с подходом… — говоря, он вытащил из кармана моток грязной, засаленной бечевы, продетой в белый камешек с проточенным водой отверстием в середине. — Вот, захватил с собой. Как знал, что придется подводные ходы искать!
У Ниакрис оборвалось сердце. Только что ей казалось, что она держит в руках судьбы этой шестерки, — и вдруг…
— Да я в тебе и не сомневался, — вновь ухмыльнулся старший.
* * *К реке они подошли в сумерках. Вечерние луга, подернутые туманом, плавно спускались к извилистому речному ложу. Заросшие старицы, небольшие пруды — поток часто и прихотливо менял свой путь. Слева угрюмо темнели монастырские стены, справа тянулись жемчужные завесы вечерней мглы; было тихо, только в реке нет-нет да и плеснет крупная рыбина.
Карлики выбрались на мокрый речной песок. Как ни странно, они совершенно не боялись — впрочем, они никогда и ничего не боялись; они словно и не чувствовали грозной и жестокой силы, затаившейся среди острых шпилей, что недаром так смахивали на длинные боевые копья.
Поури — тот самый, с «куриным богом», — не торопясь размотал грязную веревку. Раскрутил камень над головой и, совершенно не заботясь о том, чтобы их никто не услыхал, забросил в реку, держа оба конца бечевы в руках.
Камень, как ему и положено, тотчас пошел на дно. Выждав несколько мгновений, поури со вздохом принялся сматывать веревку. Крутнул снова, камень плеснул, уходя под воду — шагах в десяти ниже по течению…
Вход в подводную галерею поури нащупал раза с десятого. Ниакрис сжала кулачки — она и рада была б помешать этому волшебству, но, сколько ни твердила про себя: «Чтоб у тебя ничего не вышло бы!» — поури все-таки добился своего.
— Странно, — проворчал он, стоя с подергивающейся бечевой в руках. — Обычно раза с третьего самое большее получалось…