Михаил Бабкин - Слимпериада. Трилогия
Городские ворота были распахнуты настежь. Перед воротами стоял вьючный караван из непривычных для Семёна животных – нечто среднее между верблюдами и ослами; четверо дюжих стражников были заняты выколачиванием въездной мзды из несговорчивого старшего караванщика и потому совершенно не обратили внимания на двух нищих, торопливо проковылявших мимо них к воротам.
Баддур сразу ошеломил Семёна громким шумом, криками, пёстрыми красками, толкотнёй и суетой. И запахами. Было такое впечатление, что сразу за воротами начинался базар без конца и края – место, где торговали всем сразу: и тканями, и скотом, и посудой, и едой.
Дымились над мангалами румяные шашлыки; то там, то тут высились горы дынь – или каких других плодов, но очень похожих на дыни; был виноград в высоких плетёных корзинах, над которыми вились осы; протяжно кричали разносчики холодной воды, предлагая утолить жажду; на разные голоса вопили менялы, обещая самый выгодный обмен денег; в теньке, под полосатыми матерчатыми навесами, сидели толстые продавцы вина, молча и услужливо разливая вино в оловянные стаканчики – их товар в рекламе не нуждался.
Продавцы тканей, продавцы зелени, продавцы табака, продавцы фруктов, продавцы ножей, продавцы сладостей… У Семёна голова пошла кругом. И ещё он почувствовал, что сильно проголодался. Да что там проголодался – жрать хотелось до невозможности! Последний раз он ел чёрти когда, и вообще в другом мире.
– Минутку, – Семён полез в карман и нащупал там золотой кругляш, которым он недавно орудовал вместо совка. – Мафусаил, пошли пообедаем. Я угощаю, – и показал джинну монету. Джинн испуганно огляделся по сторонам – не заметил ли кто блеска золота? – и, привстав на цыпочки, торопливо зашептал Семёну в ухо:
– Не вздумай предлагать такую монету уличным продавцам! Тебя сразу обвинят в том, что ты её у кого-то украл. И позовут стражу! Сам подумай – откуда у бедных нищих может быть золото? Не надо зря рисковать, о неразумный любитель вкусной еды, и лучше отдай опасное богатство мне, подальше от соблазна.
– Бери, – великодушно разрешил Семён, небрежно суя монету в руку джинну, – у меня таких ещё много. Не обеднею. Но есть-то всё равно хочется.
– Будет тебе еда, – торжественно пообещал Мафусаил, пряча золотой за щёку, – фкоро буфет. – Щека у джинна заметно опухла; от монеты у Мафусаила явно испортилась дикция.
– Так фернее, – пояснил джинн, – иф кафмана мофут укфасть. Изо фта – нет.
– Теперь у него полный комплект старческих недомоганий, – безмятежно сказал Мар. – Глухой, шепелявый и без памяти. Можно и в утиль сдавать. В приют для престарелых джиннов.
Мафусаил зло сверкнул на медальон глазами, но промолчал – говорить ему сейчас действительно было трудно. Махнув рукой в сторону, джинн потянул Семёна за собой, лавируя среди горланящих продавцов, повозок и торговых шатров. Семён на ходу проверил, на месте ли кошелёк и листик с заклинаниями – всё было надёжно спрятано во внутренних нагрудных карманах. Было бы очень обидно, если бы его, вора с прикрытием, обворовал какой-нибудь мелкий рыночный воришка. Обидно и невосполнимо.
Джинн вытащил Семёна из толчеи и поволок его дальше, в сторону кривобоких саманных домиков, отгороженных от рынка низкими глинобитными заборчиками. Нырнув в узкий переулок между домами, Мафусаил поспешно зашагал вверх по поднимающейся в горку дороге, то и дело оглядываясь назад.
– Есть у меня подозрение, о мой быстроногий спутник, что за нами кто-то следит, – вынув монету изо рта, с тревогой сообщил Мафусаил и в очередной раз оглянулся назад. – Блеск золота порой поопаснее жадного стражника будет! – и спрятал монету в складках своей чалмы.
– Не переживай, – Семён ободряюще похлопал старика по спине, – пробьёмся. Правда, Мар?
– Возможно, – уклончиво ответил медальон. – Проблема лишь в том, как именно пробьёмся. И чем пробиваться будем. Видишь впереди двоих? По-моему, у них в руках дубинки. Или кистени, не разберу…
– Сзади тоже двое, – севшим голосом доложил Мафусаил. – И тоже с дубинами. Ой-ой…
Демонстративно поигрывая тяжёлыми дубинками и нагло улыбаясь, два крепких молодца в лохмотьях поджидали Семёна и джинна возле очередного поворота узкой улочки. Сзади подбегали ещё двое, для устрашения громко ругаясь и размахивая на бегу увесистыми палками.
– Деньги! – громко сказал один из встречных молодцов и с ухмылкой протянул вперёд руку, – гони монету, сволочь, пока тебя не прибили. Давай-давай, – и нетерпеливо поманил джинна пальцем.
– Какую монету? – очень натурально возмутился Мафусаил, тряся бородой от страха. – Сам посуди – откуда у нищего странника может быть золото?
– Вот ты и проговорился, – заметил второй молодец, перехватил дубинку из руки в руку и лениво спросил напарника:
– Может, пришибить их для начала? До смерти. А потом и поговорим.
– Рашик, там кого-то на улице убивать собрались, – донёсся из-за глиняного забора испуганный женский голос, – Рашик! Зови стражу!
– Уймись, женщина, – недовольно ответил невидимый Рашик, – не лезь в мужские дела. Сами разберутся, – и голоса тут же стихли.
– Настоящий мужчина, – одобрительно кивнул в сторону забора молодец с протянутой рукой. – Уважаю. – И хмуро глянул на странников. – Ну, долго я ещё буду ждать?
– Ситуация выходит из-под контроля, – шепнул Мар. – Что делать будем? Может, отдадите монету? Хрен с ней, у нас ещё есть.
– Эти одной монетой не откупятся, – быстро шепнул Семён. – Заклинание невидимости у тебя ещё работает?
– Чуть-чуть работает, – так же быстро ответил медальон.
– Тогда начинай мерцать, – еле слышно приказал Семён, – так, чтобы я то виден был, то не виден, – и шагнул вперёд, небрежно оттолкнув джинна к забору.
– Дети порока! – взревел Семён, поднимая к небу руки, – как вы смеете нападать на моего раба! Именем царя шайтанов, за такую провинность объявляю и вас своими невольниками! Ко мне, моя круглая небесная повозка! Ко мне! Сегодня ты повезёшь не одного, а сразу пятерых рабов – то-то будет радости в моих садах ужаса! – и раскатисто захохотал прямо в рожи опешившим разбойникам.
Одновременно с этим маскировочный костюм лихорадочно стал преображаться, превращаясь то в саван смерти, то в бинты мумии, то в медицинский халат, заляпанный кровью – Семён спешно придумывал себе одёжку пострашнее; наконец костюм успокоился, превратившись в ушастый бетманский наряд. Семён позволил себе лишь несколько отступлений от классического кинообраза – отказался от ненужного плаща и организовал у себя на груди и на спине по выпуклому кровавому глазу. И тут включилось мерцание.
