Наказание для вора (СИ) - Котова Дарья

— Я много чего умею, — многозначительно заметил Лен. — У тебя есть идея?

— Есть, — огненные глаза сверкнули. — Слушай.

Лис внимательно выслушал план дракона и с минуту его обдумывал.

— Идея шикарна и стара как мир, но нам понадобится образец почерка кота. И еще надо продумать, как подкинуть письмо так, чтобы это выглядело правдоподобно и его обнаружили.

— Подкинем самому Нелану. Слышал, он взял у своего дружка, такого невзрачного, не помню, как его зовут, книгу по истории в первую эпоху. Подложим письмо в нее.

— А если Нелан обнаружит письмо раньше, чем вернет книгу? — скептически поинтересовался Лен. Реб презрительно фыркнул:

— У меня друг — лучший вор Рестании.

— Бывший!

— Бывших в таком деле не бывает.

В итоге письмо совершенно неприемлемого содержания было написано Леном под диктовку бесстыдного Реба, и в пятницу его подбросил «лучший вор в Рестании». До обеда у первокурсников было два занятия истории подряд, и в перерыв Реб устроил шумную потасовку (без драки, но с ором) неподалеку, в результате чего все детишки высыпали в коридор посмотреть представление. В это время лис бесшумной тенью скользнул в пустую аудиторию и по запаху нашел сумку Нелана. Сунув в нее нос, Лен перебрал мешочки с травами, какие-то колбы, учебники по эльфийскому, алхимии и старую потрепанную книжку, показавшуюся ему знакомой. Озадаченно хмыкнув, Лен пришел к выводу, что сумка все же не та, и полез в соседнюю. Вот эта была та! Быстро найдя учебник по истории, лис сунул в него письмо так, чтобы оно случайно не вывалилось. Потом постоял подумал, вытащил письмо и запихнул его в щель между столами таким образом, чтобы его неминуемо зацепил проходящий мимо студент. Потом падение, его кто-нибудь поднимет, прочтет… Да, так даже лучше, а то вдруг дружок Нелана окажется честным парнем и не станет его сдавать.

Внезапно Лен вздрогнул. Быстро обернувшись, лис удостоверился, что никого в аудитории больше нет, но чутье вора вопило об опасности. Тенью лис выскользнул в переполненный коридор и слился с толпой, но чувство, что его преследует чей-то недобрый взгляд, осталось.

* * *

— Ален, вы собираетесь заходить? — язвительно поинтересовался Герим, поднимая голову от свитков с сочинениями. Словно в насмешку над Леном утро этой субботы выдалось теплым и солнечным. Ярмарка уже открылась на Центральной площади, и лису до зубовного скрежета хотелось послать профессора куда подальше и уйти с Ребом пить дешевый эль и тискать легкомысленных горожанок. У него была слишком плохая неделя для такой субботы в обществе Герима.

— Собираюсь, — Лен ввалился в кабинет историка, захлопнув за собой дверь. — Что я должен делать?

Герим откинулся на спинку кресла и с взглядом мясника-профессионала, перед которым оказалась наиболее уродливая и протухшая туша свиньи, принялся разглядывать лиса. А тот понял, что еще пара минут подобного времяпрепровождения, и он сорвется.

— Садитесь.

Лис прошел и с грохотом сел. Нервы его были на пределе, и даже месть Нелану и вчерашнее избиение в подворотне Сатиэля не принесли облегчения.

— Что мне нужно делать? — резко спросил Лен, не желая продолжать игру в гляделки. Однако профессор никак не отреагировал на вызывающее поведение.

— Ничего, только слушать, — отрезал Герим. — Где сейчас Дельморг?

— Зачем это вам? — тут же насторожился Лен, подбираясь. Профессор неожиданно усмехнулся и похвалил (!!!):

— Молодец, вот так его и защищай. А теперь слушай внимательно, с этого дня ни на шаг не отходи от своего друга-ликана. Ни. На. Шаг. Запомнил?

— Почему? — лис наклонился навстречу. Его взгляд впился в историка, как никогда серьезного сейчас и нормально, даже доверительно, общающегося с ним.

— Ты можешь хоть раз сделать то, что тебе говорят? — тут же взорвался Герим, вновь становясь самим собой. — Делай, как я сказал. А теперь — вон! Иначе я вправду придумаю тебе наказание.

Лен вылетел из кабинета профессора, задаваясь вопросом, почему ему наконец-то повезло? И почему такая странная просьба? Последнее внушало беспокойство, потому что было лишь две причины подобного: либо Дельморг кому-то угрожает, либо Дельморгу кто-то угрожает. Первый вариант Лен отмел, как абсурдный, а вот второй… Лис тут же вспомнил ликана в библиотеке и нападение на сестер Смирения. А что, если было еще одно нападение? Или Управление подозревает теперь всех ликанов? Но отец бы предупредил его, он хорошо знал Деля, тот не мог… И почему Герим вдруг проявляет беспокойство? На него это было непохоже, едва ли когда профессор истории проявлял о ком-то заботу, это не добросердечный Ламелинэ или Тауртаг.

Погруженный в свои мысли Лен вышел к лестнице. Это была одна из боковых лестниц, узкая, крутая и с кованными железными перилами, безусловно, красивыми, но жутко неудобными: в учебным день в толчее постоянно приходилось следить, чтобы не зацепиться одеждой за острые пики ограды. Но сейчас Лен даже не думал о таких мелочах, размышляя о том, что, действительно, нужно приглядывать за Делем. Не нравилась лису вся эта заварушка с ликанами.

Он слишком погрузился в себя, слишком расслабился: не услышал шаги сзади, лишь почувствовал толчок в спину. Перед глазами пронеслись ступени, которые Лен пересчитал всеми ребрами и головой. Громкий хруст, в глазах почернело — и вот он уже вновь летит по лестнице, рефлекторно пытаясь ухватиться за перила или сгруппироваться, но резкая боль в боку мешает. Вновь чернота и очередной лестничный пролет. Он скатывается, кувыркается в воздухе, под руками больно жжется кованое железо, а перед глазами возникает долгожданный конец лестницы и длинные, слишком длинные и острые шипы металлических перил. И он уже понимает, что не успеет затормозить или увернуться.

Жгучая боль двумя пиками врезается в тело, а третье сейчас войдет в горло… Рывок — и острие застывает у самой шеи. А потом тьма накрывает его с головой.

Глава 8. В лазарете

Всю свою жизнь Альберт Крейл посвятил работе. Оставшись в двадцать лет сиротой, он отправился в Управление и стал обычным патрульным. Очнулся он через тридцать лет, когда на мундире появились три черные полоски — старший инспектор. Десятилетия пролетели в постоянных погонях и расследованиях. Он жил этим, не замечая, как мимо проходят годы, а когда на юбилее в честь его пятидесятилетия все друзья и коллеги принялись обсуждать семьи, детей, внуков и собак, Альберт с шокирующим удивлением обнаружил, что завидует им. Потому что у него не было ни семьи, ни детей, ни внуков, ни даже собаки. И придя из Управления, где они и праздновали, в свой пустой дом, старший инспектор Крейл понял, что упустил в этой жизни что-то важное. Сидя в одиночестве, он вспоминал все вечера, когда товарищи уходили домой к женам и детям, а он оставался работать, все выходные, которые он проводил на дежурстве. С убийственной серьезностью он осознал, что совершенно одинок — у него никого нет. Даже из друзей одни коллеги, кроме Нота. Но вот близких, родных у него не было. Не было тех, кого бы он мог любить, о ком мог заботиться, к кому бы он спешил домой, о ком бы он переживал. У него не было семьи, и было поздно что-то менять. В пятьдесят лет жизнь не начинается заново, не найти жену и не завести детей. У всех уже по дому бегают внуки, а ты сидишь в холодной тишине и знаешь, что никто ее не нарушит. И тогда, в тот момент, на него обрушилось такое отчаяние, что хотелось выть, как те заключенные в камерах, которых приговаривают к смерти. С месяц он жил в этом черном беспроглядном отчаяние, когда даже работа перестала его привлекать, пока жизнь его не изменил случай.

Тот осенний вечер он запомнил надолго: приближалась зима, и кое-где в городе уже лежал тонкий слой снега. Земля промерзла, а ледяной ветер продувал насквозь даже теплые меховые плащи. Старший инспектор Альберт Крейл шел на задержание банды воров-домушников, пристрастившихся грабить особняки богатых и знатных господ, которые от этого орали на всю Рестанию. Долго стражи их выслеживали, почти три месяца, но сегодня наконец прикормленный осведомитель сдал своих, назвав точное время и место очередной кражи. Сам Крейл дело не вел, лишь курировал пару молодых инспекторов, поэтому к особняку шел не спеша, давая время подчиненным выслужиться. Но, несмотря на видимую расслабленность и преклонный возраст, реакция у старшего инспектора оставалась отменной, и выскочившего из-за угла тощего мальчишку он успел не только поймать за шиворот, но и заломить руку, чтобы тот не вырвался. Чутье не подвело Альберта, и при беглом осмотре стало ясно, что паренек явно не в ладах с законом. Оборванный, костлявый, с грязными спутанными волосами цвета меди, горящими ненавистью глазами и потоком брани, которую он вывалил на инспектора — такой он тогда был. Вырывался, ругался и отчаянно боялся. Почему Альберт не сдал его тогда своим? Почему забрал в дом, отмыл, отогрел и откормил, несмотря на яростное сопротивление? Скольких он таких оборванцев видел за годы службы, не счесть, но именно этот лис его чем-то зацепил. Возможно, таким же одиночеством в глазах. И когда годы спустя он вспоминал тот день, он благодарил Судьбу, за то, что направила Лена в тот переулок. Но тогда он этого не осознавал — насколько ему повезло. Мальчишка был крайне недоволен, что его так бесцеремонно лишили свободы.