Дэвид Геммел - Друсс-Легенда. Легенда. Легенда о Побратиме Смерти
— Да, генерал. Я поставил людей копать в русле сухого ручья на востоке, и они дорылись до родника. Он невелик, но несколько бочек нацедить можно.
— Хорошо. — Генерал устало вытянулся на койке и закрыл глаза. Премиан собрался уходить, но тут Гарган заговорил снова: — Они убили моего сына. Выкололи ему глаза.
— Я знаю, генерал.
— Поздним утром мы атакуем снова. К этому времени вы должны вернуться с водой.
— Так точно.
Зибен разбудил Друсса и тихо позвал:
— Пойдем со мной. — Друсс встал, они спустились со стены и вошли в гробницу. Там было темно, и они постояли немного, приучая глаза к слабому лунному свету, проникавшему в единственное окошко. Мертвые надиры лежали вдоль северной стены, и внутри уже чувствовался запах смерти.
— Зачем мы пришли сюда? — шепотом спросил Друсс.
— Мне нужны целебные камни. Никто больше не будет умирать у меня на руках.
— Но мы здесь уже все обыскали.
— Да, и мне сдается, что мы уже видели их. Подними крышку.
Друсс сдвинул ее так, чтобы Зибен мог просунуть руку вовнутрь. Пальцы поэта коснулись сухих костей и истлевшей в прах одежды. Зибен нащупал череп, сосредоточился, поискал под треснувшей челюстью и наконец нашарил холодный металл: лон-циа Ошикая. Поэт извлек его из гроба и подставил под бледный лунный луч.
— Теперь у тебя их два, — сказал Друсс. — Ну и что?
— Шаошад пришел сюда, чтобы испросить у Ошикая согласие на воскрешение из мертвых. Ошикай отказал, ибо Шуль-сен не было с ним. Что же сделал шаман, чтобы найти ее?
— Почем я знаю, — нетерпеливо бросил Друсс. — Я ничего не смыслю в колдовстве.
— Давай-ка рассмотрим все, что нам известно, дружище. И Ошикай, и Шуль-сен носили лон-циа. К приходу Шаошада гробница Ошикая была уже разграблена, однако медальона не взяли. Почему? Слепой священник сказал мне, что лон-циа Шуль-сен был сделан невидимым. Разумно предположить, что такое же заклятие наложили на медальон Ошикая. Шаошад же, как я думаю, это заклятие снял. Зачем? Чтобы лон-циа помог ему найти Шуль-сен. Человек Талисмана, Горкай, говорил мне, что лон-циа богатых людей обладали чарами всякого рода. И Шаошад мог воспользоваться одним медальоном, чтобы найти другой. Ты следуешь за ходом моей мысли?
— Через пень-колоду, — устало сказал Друсс.
— Почему, когда шамана схватили, при нем не было камней?
— Перестань наконец задавать мне вопросы, на которые нет ответа.
— Это риторические вопросы, Друсс, и не перебивай меня больше. Если верить Горкаю, такой заговоренный медальон — все равно что ищейка. Мне думается, Шаошад наделил медальон Ошикая силой одного из камней, а другой послал на поиски лон-циа Шуль-сен и пошел по его следу. Вот почему шамана схватили между этим местом и тем, где мы нашли останки Шуль-сен.
— И что же из этого следует?
Зибен достал из кармана второй лон-циа и поднес его к первому.
— А вот что, — торжествующе сказал он и прижал один медальон к другому.
Но за этим ничего не последовало…
— Итак? — спросил Друсс.
Зибен разжал ладони. Оба лон-циа блеснули при луне, и он выругался.
— Я был уверен в своей правоте. Я думал, если сложить их вместе, то появятся камни.
— Лягу-ка я снова спать, — сказал Друсс и пошел прочь.
Зибен спрятал медальоны в карман и хотел последовать за ним, но вспомнил, что гроб остался открытым.
Он снова выругался и налег на крышку, силясь вернуть ее на место.
— Ты был близок к разгадке, мой друг, — прошептал чей-то голос, и Зибен увидел крохотную светящуюся фигурку Шаошада: шаман сидел, поджав ноги, на полу. — Но я не прятал камней в лон-циа.
— Куда же ты девал их? И зачем было вообще прятать их?
— Им вовсе не следовало появляться на свет, — горестно произнес Шаошад. — Только чудовищная гордыня могла подвигнуть людей на деяние, лишившее землю ее волшебной силы. А спрятал я их потому, что знал: меня могут схватить. Я не мог позволить, чтобы Глаза опять попали в людские руки. Мне и теперь грустно оттого, что им суждено найтись еще раз.
— Так где же они?
— Здесь. Ты был прав почти во всем — я в самом деле воспользовался их силой, чтобы найти могилу Шуль-сен, и я наделил ее лон-циа властью воскресить ее. Смотри же и трепещи!
Оба медальона вылетели у Зибена из кармана и поплыли по воздуху к каменному гробу, остановившись над табличкой с именем Ошикая.
— Ну что, догадался теперь? — спросил дух шамана.
— Да! — Зибен взял парящие в воздухе медальоны и прижал их к двум буквам «и» в слове «Ошикай». Оба лон-циа исчезли, а из гроба ударил лиловый свет. Зибен заглянул туда. В пустых глазницах Ошикая сияли два драгоценных камня. Поэт вынул их — они были величиной с яйцо ласточки.
— Не говори никому, что они у тебя, — предостерег Шаошад, — даже Друссу. Он великий человек, но хитрить не умеет. Если надиры узнают о камнях, они убьют тебя; старайся пользоваться ими не очень явно. Раненых зашивай и перевязывай, как прежде, а после сосредоточивайся на их исцелении. Камней при этом доставать не нужно — если они будут спрятаны на тебе, их сила и без того скажется.
— Но откуда мне знать, как лечить то или другое?
— Тебе и не нужно знать, — улыбнулся Шаошад. — В этом и состоит прелесть магии, поэт. Просто возложи руки на рану и представь, что она затягивается. Стоит сделать это один раз, и ты все поймешь.
— Спасибо тебе, Шаошад.
— Это я говорю тебе спасибо, поэт. Пользуйся ими с умом — и верни крышку на место.
Зибен снова налег на камень и при этом посмотрел вниз.
Лон-циа сверкнул среди костей Ошикая и вдруг пропал. Зибен задвинул крышку и сказал Шаошаду:
— Лон-циа вернулся к нему.
— Так и должно быть. Теперь медальон снова невидим, и никто не тронет его. А другой вернулся к останкам Шуль-сен.
Образ шамана начал меркнуть.
— Сможем ли мы одержать здесь победу? — спросил Зибен.
— И победа, и поражение всецело зависят от того, за что вы сражаетесь. Вы все можете погибнуть и все-таки победить — или же остаться в живых и потерпеть поражение. Прощай, поэт.
Дух исчез. Зибен вздрогнул и сунул руку в карман, сжав камни пальцами.
Вернувшись в лазарет, он молча прошел между рядами раненых. В дальнем углу кто-то стонал. Зибен опустился на колени у его одеяла. На стене ярко горел фонарь, и Зибен хорошо видел изможденное лицо раненого. Воин получил колющий удар в живот, и Зибен, хоть и зашил рану снаружи, внутреннего кровотечения не остановил. Глаза раненого лихорадочно блестели. Зибен осторожно положил руку на бинты, закрыл глаза и сосредоточился. Поначалу ничего не происходило — но потом в голове у него возникла яркая картина, и он увидел разорванные мышцы, рассеченные внутренности и сгустки крови. В один миг поэт проникся знанием о каждом мускуле, фибре и кровеносном сосуде, об источниках боли и неудобства. Он точно плавал внутри раны. Кровь текла из рваной дыры в сокращающемся пурпурном цилиндре… но под взглядом Зибена дыра стала затягиваться. Он заживил еще несколько разрезов и выплыл из раны, сращивая ткани по пути. У внешних швов он остановился. Пусть раненый почувствует их, когда очнется. Если заживлять все раны без следа, тайна камней скоро выйдет наружу.
