Марина Казанцева - Воздаяние Судьбы
Царь призадумался, поглядывая на статного молодца, которого не портила даже подбитая губа.
— Ну хорошо, — сказал он спустя немного времени. — Вы можете хотя бы рассказать, что это был за перстень?
— Ну белый такой металл, я думаю, серебро. — признался Долбер. — Камень дешёвый совсем — простой поделочный кошачий глаз. У меня тятька был резчиком по камню, так что я разбираюсь. Только свёл он меня в ведьмин лес, после того как я взял боем свинарник и пожёг свинью.
В толпе придворных засмеялись, но царь был серьёзен.
— А кто твоя мать? — спросил он.
— Крестьянка, кто же ещё. — чуть насмешливо ответил Долбер. — А перстень мне дали воздушные девы, когда мы ночевали у развилки трёх дорог.
Среди людей началось неясное шушуканье, но царь прервал его, обратившись к своим придворным и слугам:
— Кто видел, как царевна налила ему вина?
Оказалось, что никто не видел. Даже Лён не мог сказать что наблюдал это.
Царь жестом велел разойтись своей челяди и остался наедине с гостями.
— Прости, дивоярец. — сказал он устало. — Мне жаль, что мои люди были столь жестоки к твоему товарищу. Но, наше царство обречено на гибель, если не найдётся мой ребёнок. Вот оттого мы не жалели средств на приглашение гостей. Мне никаких богатств не жалко — пропади оно пропадом это проклятое богатство! И люди мои стали черствы и злы, потому что чувствуют, как близок их конец. Я подумал, что вместе с тобой ко мне пришла надежда, но вижу, что ошибся.
Он махнул рукой, сел на дубовую лавку у окна и отвернулся.
— Возможно, всё не так скверно. — осторожно сказал Лён, чувствуя раскаяние оттого, что так резко обошёлся с этим человеком. — Мы с моим другом как раз отправились искать вашу дочь, но заблудились в заколдованном лесу и снова вышли к вашему городу.
— Мою дочь? — горько усмехнувшись, спросил царь. Он повернулся к гостям, посмотрел на них с непонятной иронией и поднялся.
— Идите-ка со мной, — позвал он, направляясь на выход из палаты.
Пройдя несколько дверей, товарищи оказались в небольшой комнате с наглухо закрытыми ставнями и толстыми решётками на окнах. В полумраке, разгоняемом лишь светом факелов, стояло в центре комнаты что-то вроде небольшой колонны с накинутым сплошным покрывалом.
Царь сдёрнул ткань с колонны и сказал:
— Вот моя дочь, пришельцы. Это она, моя проклятая царевна, моя каменная девка.
Сдёрнутое покрывало обнажило статую прекрасной девушки. Она была целиком мраморная, но мрамор имел тёплый бледно-розовый цвет. Волосы статуи состояли из золотых нитей и изысканными завитками лежали на плечах, а на спине спускались длинными локонами ниже тонкой талии. На царевне было не платье — целиком от щиколоток до горла и запястий она была забрана в невиданное облегающее трико, состоящее из огранённых драгоценных камней — алмазов, рубинов, сапфиров, изумрудов, хризолитов, бериллов и др. Босые ноги царевны, стоящие на полу, как ноги обыкновенного человека, были окружены плотным кольцом разноцветных камней. На глазах у Лёна и Долбера с её драгоценного одеяния отвалились ещё пара камешков и упала к общей куче. Руки статуи были покойно сложены на груди, а пальцы, украшены кольцами, и каждый розовый ноготок — само совершенство. Глаза царевны были закрыты — казалось, что она спит. Но, разве можно спать стоя?
— Шестнадцать лет назад мне принесли её младенцем. — тяжело сказал царь, глядя на каменную красавицу. — Она росла, как растут дети, но это не ребёнок. Это чудовище. Вот это и есть моя настоящая дочь, пришельцы. А на пиры я выводил под вуалью обыкновенную служанку. Так что, не трудитесь искать царевну — она никуда не девалась, она останется тут до самой моей смерти, если я не разыщу настоящего моего сына. А если я умру раньше, все мои люди, весь мой город превратятся в камень. Потому что эта каменная кукла останется моей наследницей, поскольку иных детей у меня не будет. Я пытался жениться не раз, пытался завести ребёнка — мать и дитя просто умирали. Я пытался завести ребёнка тайком — на стороне, чтобы потом объявить его наследником, но погибали все. Мало того, никто в моём несчастном царстве с тех пор, как принесли мне это страшное дитя, не заимел ни одного ребёнка. И ещё страшнее то, что их дети, что были рождены к тому времени, тоже все поумирали. Мы прокляты, пришельцы.
Лён и Долбер потрясённо слушали это ужасное признание. А ведь действительно: ни на улицах города, ни на площади не было ни одного ребёнка! Не было даже молодёжи!
— Зачем же были эти пиры с женихами? — спросил Долбер.
— Я не всё рассказал. Идёмте на волю, потому что мне невыносимо видеть это каменное идолище. — сказал царь, накинул на статую покрывало и вывел своих гостей из комнаты, старательно заперев за собою дверь.
— Наверно, я кажусь вам стариком. — продолжил он, усадив своих гостей на скамью в саду. — Но мне всего тридцать шесть лет. Эти волосы седы от горя. Морщины на моём лице — русла слёз, которые я лью уже шестнадцать лет. Но в двадцать лет я был хорош собой и очень резов. Я постоянно искал приключений, и мирная жизнь дома казалась мне скучной. Пиры, охоты, забавы, поиски любовниц — всем этим был грешен я и весь мой двор. Имея добрую и умную жену, я постоянно искал чего-то большего. Постепенно мне приелись ласки любовниц, и я грезил своими фантазиями и мечтами. Я оставил своих друзей и стал скитаться в одиночку. Эта жажда неизведанного тянула меня в опасные места. Вы говорите, что закружились в колдовском лесу? Да, лес на горе именно таков, он полон странных существ, он может водить путника по кругу, там пропадало немало людей. Но, всё же он ничто по сравнению с тем каменным распадком, в котором мне однажды пришлось заночевать.
Однажды на охоте я отбился от своих людей. Наступала ночь, и я стал искать ночлега. Так я забрёл в каменный лес, о котором никогда ранее не слышал. И той же ночью я имел несчастье угодить прямо в гости к духам камня. Отчего-то они ввели меня в свои подземные чертоги. Каменные девы, такие же прекрасные, как та кукла, что вы видели, танцевали со мной, ласкали меня, угощали меня. Они пели удивительные песни. Я был очарован и потерял рассудок. Я соблазнился красотой одной из дев и провёл с ней ночь, которой, казалось, не будет конца — до того сладкой была эта любовь. Наутро же я обнаружил, что сплю под открытым небом, и о приключении мне напоминал лишь золотой перстень. Я тогда решил, что мне всё приснилось, что это была одна из моих ночных фантазий.
Вернувшись домой, я обо всём молчал, но через год случилось вот что. К воротам дворца подъехал одинокий всадник и привёз закрытую корзину.
