Наталья Игнатова - Причастие мёртвых
— Можешь Слуг на помощь позвать, — сказал Хасан. — Заноза не всех искалечил?
Сам он приехал один — не дело это, втягивать Слуг в такие разборки. Любой вампир должен оставаться для них всемогущим и неуязвимым. Иначе начнут задумываться, а от мыслей недалеко и до сомнений. Чевас то ли рассуждал так же, то ли ему, и правда, позвать было некого, он, продолжая вырываться заблажил уже совсем другим тоном:
— Ничего я не знаю! Я ничего не делал! Он пропал! Исчез. Madre, да это как в кино было… я тебе клянусь! Как в «Матрице»! Чем хочешь, поклянусь! Кровью, ратуном, чем хочешь!
Ни о какой «Матрице» Хасан ничего не знал, зато знал, что Заноза не умеет исчезать, когда на него смотрят. Он даже «глаза отводить» не умеет. Еще Хасан знал, что Заноза не исчез бы без предупреждения. Даже если бы умел. Чевас врал, говорить правду не собирался, и этот цирк пора было заканчивать.
У Хасана тоже был под рукой нож. Складной, короткий, очень удобный. Хасан вонзил его Чевасу в сердце, убедился, что ребра крепко зажали лезвие, перекинул обмякшее тело через плечо и пошел на выход. Помешать ему никто не пытался, некому было. То ли Чевас держал при себе одного-единственного Слугу, а тот еще не вылечил проломленную голову, то ли у Чеваса, вообще, был один-единственный Слуга.
В машине Хасан взял телефон, нажал на кнопку, которая должна была соединить его с Блэкингом. Как это работает, он не знал, телефонам не верил, но признавал, что в некоторых ситуациях они полезны. Как сейчас, например. Возить в машине рацию было бы неудобно, да и непросто сейчас раздобыть армейскую рацию начала сороковых.
— Блэкинг на связи, господин!
— Подготовь Раму, — распорядился Хасан. — Вампир ростом около ста восьмидесяти пяти. Худощавый. Дайны силы не использует, но для подстраховки будем считать, что они есть.
— Так точно!
— Отбой.
Все его Слуги, кроме Арни, были такими. Говорили коротко, ясно, по существу и в надлежащей форме. Арни и раньше отличался от остальных, а когда в «Крепости» стал работать Заноза, вообще пустился во все тяжкие. Даже начал называть Хасана «босс», вместо «господин».
Двое детей в команде. Творят, что хотят. И вот что с ними делать?
Воспитывать? Хасан пытался. Но если Арни еще можно было приучить к порядку или хотя бы научить делать вид, будто он признает порядок, то Заноза воспитанию и обучению не поддавался. Оставалось только терпеть. Плохая тактика, а стратегия и вовсе негодная, но ничего кроме терпения в голову пока не приходило. Уже четырнадцать лет не приходило. Как следствие, дом был заполнен телевизорами, комиксами, пылесосами, компьютерами и четырехсотлетним Слугой. В саду жили два вомбата. А Хасан регулярно выслушивал упреки в ретроградстве, анахронизме и скверном характере, советы завести женщину, а лучше двух и ко всему еще вынужден был время от времени слушать невыносимую музыку в клоаках, куда Заноза вытаскивал его на охоту. За какие достоинства мальчик называл эти места «клубами» оставалось такой же загадкой, как принцип действия мобильных телефонов или содержание современных книг.
Подъезжая к «Турецкой Крепости», Хасан уже почти задумался над тем, что ему бы радоваться исчезновению мелкого засранца. Но в этих своих «клубах» Заноза старательно отыскивал для него добычу без алкоголя и наркотиков в крови, даже без никотина. А, кроме того, всегда был рад составить компанию в выходе в по-настоящему хорошие заведения. И он был полезен в «Крепости». А еще, дома без него было… пустовато. В конце концов, за четырнадцать лет Хасан привык, что это белобрысое недоразумение всегда рядом, со своими накрашенными глазами, вечно звенящими браслетами, несчитанными сережками, ноутбуками, пистолетами и безумными идеями.
Надо найти его и вернуть. Чтоб все стало как всегда. Будучи ретроградом, Хасан терпеть не мог перемен.
Рамой называлась стальная конструкция, намертво закрепленная в бетонном полу, и предназначенная для удержания вампиров. С некоторыми из них только так и можно было поговорить. Похожую штуку оставили в подвале лондонского офиса, когда пришлось спешно отступать. Сооружение было настолько прочным, что не хватило бы времени на его демонтаж, а взрывать подвал в центре города Хасан счел плохой затеей. Это он тогда еще мало с Занозой был знаком, всего-то месяца три.
И, если вспоминать Лондон, на ум приходят два связанных с Занозой момента: на второй или третий день знакомства выяснилось, что у них пистолеты одной модели, из тех, которые не достанешь как зря ни на черном рынке, ни, тем более, легально; а примерно через месяц, оказавшись в месте, которое Заноза называл своей «мастерской», Хасан обнаружил там Раму. Почти такую же, как в собственном офисе, разве что с меньшей свободой изменения высоты и угла наклона. Заноза никогда не проводил допросов с пристрастием, ему подвижность Рамы была не нужна.
Потом этот мелкий паршивец сломал Раму в офисе, чем доказал существование вампиров с очень старой кровью.
Хасан в них не верил. На примере Занозы убедился, что как минимум один такой существует, но прежде чем счел его исключением, подтверждающим правило, выяснилось, что у мальчика есть ратун. Да уж, оглядываясь на последние четырнадцать лет, приходится признать, что с появлением Занозы слова: «каждый день новости» приобрели апокалиптическое значение.
Раму в «Турецкой Крепости» испытывали на Занозе целенаправленно, и она выдержала испытания. Чевасу хватило бы и в два раза меньшей прочности. Тот, однако, как большинство вампиров, уверенный в своей силе, первым делом попытался вырваться. Сразу, как только Хасан вынул нож у него из сердца. Зажимы держали идеально, да и Рама, когда Чевас забился в ней, даже не дрогнула.
— Смотри, — сказал Хасан, переведя распятого Чеваса в вертикальное положение, — внимательно. Тебе здесь достаточно светло?
Лампы горели только над Рамой, но синеватый, яркий свет — почти дневной, насколько Хасан его помнил — заливал все помещение, в том числе собранные у западной стены трехъярусные нары, где, как в каком-нибудь итальянском склепе, лежали, сложив руки на груди, восемь вампиров. Слово «покоились» им не подходило, потому что руки каждого были пришпилены друг к другу и к грудной клетке деревянным колом, проходившим сквозь сердце. Мертвый паралич, в который погружается вампир с пробитым сердцем — состояние очень далекое от упокоенности. Разум бьется в неподвижном теле в поисках выхода, душу терзает мучительный голод, а дух блуждает в стране кошмаров. Вампиры, выведенные из затянувшегося паралича, безумны, и хотя рано или поздно они приходят в себя, если получают достаточно пищи, все равно безумие — верный признак того, что они побывали в очень и очень плохом месте. Об этом все знают.
