Шамраев Юрьевич - Белый туман
К удовольствию и гордости одноглазого я сразу же прошел к нему за стол и сел рядом. Расторопная служанка тут же поставила передо мной миску и налила горячей похлебки, вскоре появилось неизменное мясо и кружка разбавленного вина, которую я сплавил Янусу. Пообедав, мы тут же за столом стали степенно обсуждать, какое мне седло нужно, что бы я чувствовал в нем себя удобно. Вскоре к нам присоединился старший конюх, а затем и сам шорник. Закончилось обсуждение тем, что мы все пошли к шорнику в его мастерскую и там общими усилиями пришли к единому мнению, какое седло мне нужно. Здесь же я увидел уже выделанную шкуру белого волка. Тут же было решено, что она пойдет мне на безрукавку, а обрезки — на опушку моей дорожной накидки. Я с сомнением посмотрел на шкуру. Она не представлялась мне такой большой, что бы её хватило даже только на безрукавку. Но шорник меня заверил, что все будет в порядке. Потом я пошел к кузнецу и спросил, можно что нибудь сделать, что бы уменьшить мой металлический доспех. На что кузнец философски заметил, что все можно сделать, только вот надо мне это, или я больше расти не собираюсь? Уменьшить то легко, а вот нарастить потом будет сложно. Решили, что ничего менять не будем, разве что он берется заменить кожаную юбку на металлическую. Я тут же снял свой доспех и даже помог ему раздуть горн. А потом он ещё заставил меня лупить большим молотом по раскаленному бруску железа, да ещё покрикивал, что я его глажу, а надо бить со всей силы…
Ушел я от него уже в сумерках. Быстро ополоснувшись и переодевшись я первым пришел в обеденный зал. Хотелось есть. Лорд Страх и леди Мена появились рука об руку, потом появилась леди Лора. Она уже уверенно передвигалась на своих ногах, останавливаясь лишь изредка для небольшого отдыха. Я поспешил к ней и предложил ей свою руку, что бы она могла на неё опереться. Ответом мне было презрительное молчание и нарочитое пренебрежение. Пожав плечами, я отошел в сторону, а когда пришел Никол, поторопился к нему и поделился своими новостями и про седло и про доспех. После сигнала мы уселись за стол и приступили к ужину. Во время ужина лорд Страх поинтересовался, чем я занимался после обеда и я подробно рассказал ему о том, какое седло мне должны изготовить и как кузнец ворчал на мое неумение бить молотом. — А он не говорил, что брусок надо гладить, как женщину, а не лупить со всей дури. — Нет мой лорд, он наоборот говорил, что я его глажу, а надо бить со всей силы. — Кузнец в своем репертуаре. Все мы через это прошли, и я махал молотом и Никол, — и он улыбнулся.
Леди Лора не обращала на меня никакого внимания и первая вышла из за стола. Когда я закончил ужин и пошел к себе, то увидел, что Марта опять заняла свой пост у дверей покоев молодой леди. Понятно, — леди не беспокоить, она устала. На третьем этаже царила тишина и покой. Все комнаты пустовали, кроме моей и Никола. Мои шаги эхом разносились от одной стены до другой. Я вошел в свою комнату и не успел закрыть даже дверь, как раздался знакомый голос:- Оправдайтесь, молодой человек, где вы шлялись сегодня весь день, и почему за все время моей болезни вы ни разу меня не навестили. Леди Лора сидела подогнув ноги на моем топчане, но что сразу же бросилось в глаза, — подол платья был расправлен и лежал почти правильным полукругом. Что сказать я не знал, и действительно начал оправдываться тем, что Марта меня не пускала к ней. — А проявить настойчивость, да и просто отодвинуть Марту в сторону было нельзя? Я там прозябала несколько дней в одиночестве, а он разгуливал на конских прогулках и развлекался. Ещё немного, и она расплачется. Я подошел, сел рядом. — Платье не помни, — хотя я сел с другой стороны полукруга. Я приобнял её за плечи и неумело поцеловал в щеку:- Ну извини, я же не знаю, что у тебя за болезнь, а леди Мена сказала, что это чисто женское и мои умения здесь не помогут, вот я и старался не беспокоить тебя. — А мог бы и побеспокоить, может быть я на тебя накричала и мне стало бы лучше.
Странная логика, получается, что если б она меня обругала, ей полегчало? — А что у тебя за болезнь? — А вот это тебе знать не обязательно, мама сказала, что эта болезнь обязательное условие, что бы у меня в будущем были дети… И вообще хватит про мою болезнь. Тебе больно было, когда в тебя попали стрелой? — В меня не попали стрелой. — Но шрам то на щеке остался? — Это царапина, а не шрам. — Дурак, не понимаешь? Если б чуть в сторону, с кем бы я сейчас разговаривала? И она горько заплакала. Тут только и до меня дошло, что стрела наемника могла действительно попасть в меня…
Я гладил её по голове, как маленькую девочку, шептал ласковые слова, как я их понимал, но это проклятое платье, которое я не должен помять, не давало мне возможности обнять её как следует. Внезапно она вскочила с моего топчана. — Пошли. Она ещё всхлипывала. — Куда? — удивился я. — Ко мне, у тебя слишком узкий топчан, мы вдвоем на нем не поместимся. Пошли, — и она взяла меня за руку. Потом отпустила меня. — Доспехи хотя бы сними, хотя нет, пошли, у меня снимешь. Я взял меч, что сиротливо лежал на столе и покорно пошел за молодой леди в её покои. На лестнице она остановилась. — Свен, ты любишь меня? — Конечно, тебя не возможно не любить, а почему ты спрашиваешь? — Нет ты по настоящему любишь меня? — Люблю. А в чем дело то?
— Понимаешь, года два назад я совершенно случайно подслушала разговор своих родителей с жрецом всеблагого. Этот разговор касался нас с тобой. Жрец говорил, что я какой то сосуд, и мое предназначение родить сына от белого и это главное, а лучше, что бы детей было несколько. Он наставлял моих родителей как сделать так, что бы мы как можно сильнее привязались друг к другу, предлагал использовать любовное зелье после того, как белый появиться в замке. Он каждый год, когда появлялся у нас, собирал какие то травы. А я тихо стала тебя ненавидеть. Ну невозможно полюбить человека по приказу или по тому, что так решили жрецы или родители. При этом их не смущал тот факт, что я не могла ходить, а жрец прямо заявил, что при родах я могу умереть и что самое главное сохранить ребенка, нашего сына. Он якобы способен спасти наш мир от нашествия какой то Нави.
Когда жрец уехал, я прямо заявила родителям, что никогда тебя не полюблю и не стану твоей женой и что я тебя ненавижу. Мать тогда расплакалась, а отец просто махнул рукой. В прошлом году он за обедом со смехом поведал мне о каком то пареньке из глухой деревни, что мастерски стреляет из лука и, по словам деревенских, никогда не промахивается. Ещё через некоторое время он рассказал, что этот паренек в одиночку убил трех разбойников, что надругались и убили девчонку и паренька из их деревни. А потом заявил, что берет его в замок для обучения воинскому искусству. Я тогда и понятия не имела, что это будешь ты, и что ты белый. Мне просто было любопытно наблюдать за тобой. Это, кстати, Никол подсказал мне смотреть, как ты тренируешься.