Мирей Кальмель - Наследство колдуньи
Жак де Сассенаж поцеловал жену в лоб и присел рядом с кроватью. Слова никак не хотели срываться с губ. Повинуясь приказу, полученному от барона еще в коридоре, Марта взяла младенца и унесла в соседнюю комнату. Сидония провела рукой по щетинистой щеке Жака, умиленная его небрежным отношением к своему внешнему виду. Небрежность эту она совершенно естественно приписала тревоге за себя и ребенка.
— Любовь моя, знаете, что доставило бы мне истинное удовольствие? Увидеть, как улыбка стирает эту противную морщинку у вас на лбу! Ваш сын родился крепким и здоровым, я тоже жива и благополучна. Не хватает только крошки Клодин, которая по старается сделать так, чтобы в заботах о малыше мы о ней не забыли! Наверное, она сутра донимает вас расспросами?
Она засмеялась, веселая и беззаботная, но этот смех причинил Жаку такую боль, что он заглушил его поцелуем, а потом шепнул ей на ухо:
— Только не кричи, Сидония! Ради любви ко мне и ради нашего сына, не кричи…
Он почувствовал, как тело ее каменеет от ужаса. В голосе жены прозвучал животный страх, когда она спросила:
— Зачем мне кричать, Жак? Зачем?
— Потому что Клодин никогда больше не придет, и я ничего не могу с этим поделать!
Глава 10
Первые дни весны принесли с собой оттепель, хотя многим уже стало казаться, что жизнь остановилась и природе не выбраться из расставленной зимой ловушки.
В Бати, через неделю после похорон Клодин, крестили маленького Клода. Сидония очень тяжело переживала смерть девочки, и это стало одной из причин, подвигнувших ее отказаться от кормилицы. Частые кормления младенца отсрочили ее полное выздоровление. Она очень редко покидала свои покои. Жак много времени проводил у супруги, они часами беседовали. Вместе они приняли важное решение: как только Сидония будет в состоянии совершить поездку, они отправятся в Сен-Жюс де Клэ и заберут домой дочерей барона от первого брака. Филиппину эта новость очень обрадовала. Надежда встретиться в скором времени с сестрой Альбрантой, с которой, верная обещанию, она постоянно переписывалась, смягчила ее печаль по умершей сестре.
В замке снова стали устраивать празднества, сначала скромные, потом более шумные. И снова жизнь дочери барона наполнилась смехом и проказами.
Альгонда по-прежнему занимала почетное место в свите Филиппины, в этом отношении ничего не изменилось. В шумной атмосфере праздника молодая женщина искала забытье. Ее преследовало одно-единственное воспоминание: она отпускает руку крошки Клодин на верхней площадке лестницы. Альгонда считала, что это стало причиной несчастья. Она обязана была удержать девочку, помешать ей спуститься по ступенькам. «Ты должна была не ждать, а действовать! Действовать! Действовать! Действовать!» — кричала ей совесть. Если она, Альгонда, не справилась с такой пустяшной и в то же время такой важной ситуацией, где ей взять силы и мудрость, чтобы спасти целый мир? Надеяться на какое-то чудо? Она укоряла себя за то, что не догадалась, не предусмотрела, не почувствовала опасность. Разве не обладала она даром предвидения? Ну почему эта сцена не явилась ей заранее, как многие другие, совсем не важные? Почему? Неужели было нужно, чтобы Клодин умерла из-за нее? Это было так несправедливо, что Альгонда отказывалась в это верить, не могла с этим смириться. Чтобы наказать себя, хотя никто даже не думал упрекать ее в том, что случилось, она сознательно лишила себя удовольствия переноситься мыслями в Сассенаж, чтобы видеть родных и любимых.
«Если я не могу вмешиваться в ход событий, то лучше и вовсе ничего не знать!» — лгала себе Альгонда.
Как только по дорогам снова стало можно ездить, то бишь через неделю после начала оттепели, Эймар де Гроле, барон деВрессье, приехал навестить своего старинного друга Жака. Сочувствие, а также искренняя привязанность к Жаку и Сидонии заставили его задержаться в Бати, чтобы хоть немного отвлечь их от горя. Он стал частым гостем и в гостиной Филиппины. Сеньор де Мелль, который не считал барона серьезным соперником, отнесся к нему с должным уважением. У него был свой тайный расчет: общаясь с бароном, Филиппина станет уделять меньше времени остальным претендентам на свою руку, которые могли бы затмить его. Филиппина всегда была рада встрече с Эймаром де Гроле, которого знала и очень любила с детства. Альгонда со своей стороны полагала, что его присутствие поумерит пыл того, кого она продолжала называть не иначе как «петушок с заднего двора». Она одна знала правду. Филиппина не желала влюбляться ни в кого, потому что хотела только ее, Альгонду. И если бы не постоянные придирки Луи, считавшего, что сестра засиделась в девицах, Филиппина давно бы перестала делать вид, что выбирает себе супруга.
В Сардинии Ангерран, воодушевленный признаниями супруги, решил, что они отправятся в Египет, как только пройдет пора знаменитых средиземноморских штормов. Муния много рассказывала ему о своем отце. Азиза, христианина, в свое время купили на рынке рабов мамелюки. Отцу пришлось принять мусульманство по принуждению, а отнюдь не по собственной воле, и потому он толерантно относился к иноверцам.
Муния была уверена, что отец примет их с распростертыми объятиями. Ни одна из жен не дала ему сына, а потому Азиз всю любовь, которая предназначалась первенцу, обратил на единственную дочь. Когда она была еще девочкой, он показал ей карту и объяснил ее назначение.
Ради тайны отца Муния чуть было не пожертвовала жизнью. Она не уставала благодарить небеса за счастливый случай, который свел ее с единственным достойным человеком, который, как она надеялась, наверняка сможет помочь ей раскрыть тайну карты. Оба с авантюрной жилкой, соединенные силой взаимной любви, Ангерран и Муния проживали свои дни в полнейшем счастье, часто обращая взор к горизонту, который становился все более ясным.
В Сассенаже для Матье тоже настали радостные дни. И постоянное присутствие рядом Фанетты весьма этому способствовало. Сдержанная и в то же время жизнерадостная, она заново научила его смеяться. Отныне он все свободное время проводил с ней, к огромной радости мэтра Жанно и собственного отца. Огорчала эта новая привязанность только Жерсанду и мэтра Жанисса. О браке с дочерью кузнеца пока никто не заговаривал. Но Матье не врал — он всерьез думал об этом. Не сказать, чтобы он окончательно решил остаться в замке и не уходить к разбойникам, принявшим его в свои ряды несколько месяцев назад. Просто эта предполагаемая свадьба обещала ему две выгоды: он получит меч, о котором столько времени мечтал, и накажет Альгонду за то, что столько лет она над ним насмешничала.
