Виктор Гвор - Другие семь дней
Представили? Смешно? Сейчас еще смешнее будет.
Потому, как эти ребятки заявляют: «Вам, парни, крупно повезло. Через полчасика на вас Штаты должны были навалиться. Вы бы их, конечно, за пять лет раскурочили в драбадан. Но миллионов сорок своих положили и еще через сорок лет развалили бы Великую Россию своими руками на мелкие кусочки. А самые крутые теперь — Африканское Содружество Суахили».
Уже не смешно?
А вот скажите мне, когда эта информация до Медведева с Путиным дойдет? Через неделю? Две? Или уже после высадки африканского десанта, когда чернокожие парни в малиновых беретах начнут колотить берцами в ворота Кремля? Уж не говорю о личной встрече кого-нибудь из подъехавшей гоп-компании хотя бы с Бортниковым…
Ну, и кто, интересно, придумал чушь, что современный человек мыслит организованнее предыдущих поколений и информацию способен воспринимать и перерабатывать быстрее?
А еще важнее скорости мышления то, что предки хорошо умели быстро принимать решения. И не боялись брать на себя ответственность. Причем, начиная с достаточно низких уровней. От начальника погранзаставы, уж точно.
Еще сутки не прошли, а я сижу в кабинете у Лаврентия Палыча, да-да, того самого, «Кровавого Палача в пенсне», попиваю чаек и мирно беседую. К стулу не привязан. В рожу лампой не светят. Руки свободны. Гориллы за спиной не наблюдается. Автомат, правда, сдал на хранение при входе. А нож, в потайном кармашке брюк забыл. Через час вспомнил, Берии сказал, мол, вызовите кого-нибудь забрать. Так он минут пять смеялся, да бог с ним с ножом, говорит, не до ножей сейчас. И продолжили. Хотя, чует моё сердце, кому-то за этот ножик достанется на орехи по полной программе.
Разговор сразу пошел по делу. Сначала нарком внимательно выслушал краткую информацию о развитии событий за последние семьдесят лет. Мелкие детали я пропускал, успеется. Потом Лаврентий Палыч начал задавать вопросы. Интересовало всё. Это понятно. Но как, я Вам скажу, человек умеет получать информацию! Это нечто! Я такого никогда и не видел. Никакого наезда, спокойный разговор за чаем. Но выкачал он из меня за три часа столько… Если бы я сам излагал — времени ушло раза в два больше. И не всё бы вспомнил. Я, хоть информирован лучше, чем средний интернет-идиот, но даже не подозревал, сколько всего знаю!
Если честно, сам бы я в таком потоке новой информации просто захлебнулся. Ведь куча всего идет… И история, начиная с войны (а сколько всего за это время наворотили!), и политика, и экономика. А еще наука, техника… Не в деталях, конечно, самый общий обзор, но тем не менее…
Все вопросы точные, четко сформулированные, никакого прыганья с темы на тему. Если попутно что-то возникает — не отвлекается. Но и мимо не пропускает. Надо будет — вернемся. Не забыл поинтересоваться, что мы с собой интересного привезли.
Станкам обрадовался, конечно, но куда меньше, чем известию, что есть ноутбуки с базой моей охраны. Информация сейчас намного важнее, а Сергеичевы ребята много чего натаскали такого, что в сети не найдешь. Да и спутниковые телефоны тоже не огорчили. А вовсе даже наоборот. Конечно, пять штук — не количество для страны. Но и не мало, когда другой связи, считай, и нет. А вот машины, на которых можно от границы до Москвы за пятнадцать часов досвистеть даже по их дорогам, тронули наркома гораздо меньше. Бросил только:
— Нет у нас пока шоферов такого уровня, — а ведь самую суть ухватил. Главная прокладка в машине между рулем и сиденьем. — Только Ваши люди. Но их водителями использовать глупо. Так что, сами и будете пока на своих «джипах», — с трудом, но без ошибки, выговорил незнакомое слово, — ездить.
Мне информацию тоже дает. Не всю, конечно, но вполне достаточно. Причем формулировки короткие, точные и очень емкие. В общем, через эти три часа и ему и мне ситуация в общих чертах понятна. И не сказать, что очень нравится…
— А ведь хреново, Ефим Осипович, дела обстоят. Очень хреново.
— Да боюсь, Лаврентий Павлович, еще хреновей.
А что еще можно сказать? Разве пару совсем уж неприличных эпитетов добавить.
— Что ж Вы так неосмотрительно. Капиталист, гражданство израильское есть, личная армия в сто человек. Могли ведь на границе назад повернуть. Кто бы Вам помешал… — ровным голосом говорит, и лицо серьезное донельзя, а в глазах бесенята скачут. Вот и пойми, шутит нарком, или как? — А Вы? Прямым ходом к классовым врагам, в руки, как там у вас говорят, «Кровавой Гэбни»? Добровольно. И так спешили, что сопровождающие от Вашей езды до сих пор в себя прийти не могут… Да еще в обреченную страну…
— Не подумал, Лаврентий Павлович, — отвечаю деланно сокрушенным тоном. — Как-то даже мысль такая в голову не пришла. На инстинктах. А чтобы понять, откуда инстинкты — мне самому надо серьезно подумать. Не занимался я этим, не до того как-то. А насчет обреченной…
— Ну, это мы еще посмотрим, — заканчиваем хором и хищно улыбаемся друг другу. Голос Берии становится жестким, он весь подбирается.
После короткой паузы разговор возобновляется.
— Вот что, Ефим Осипович, насколько Вы устали? Еще часов несколько выдержите?
— Должен. От самого Минска в машине спал.
— Тогда подождите немного в приемной. Возможно, нам придется сейчас съездить в одно место. И подумайте, пожалуйста, какие действия Вы можете нам посоветовать. Всё-таки окружающий мир Вы знаете очень неплохо. Лучше меня, точно. И что можете сделать лично Вы.
Акцента, кстати, у него вообще нет…
Батуми, порт.
Кахабер Вашакидзе, старший лейтенант ПВ НКВД
Каха поднимался по трапу на паром. Четыре часа прошло, как он въехал на него таким же пассажиром. И всего несколько часов назад сошел под сочувственные взгляды попутчиков. Не то арестованный, не то задержанный. То ли преступник, то ли защитник общественных интересов.
Сегодня вернулся. В новой форме. Новой не по состоянию материала, предыдущие хозяева успели поносить и гимнастерку, и галифе. Новой по самой своей сути.
Возвращение потерянного попутчика большинством было встречено с огромным энтузиазмом. Никого вызвать на палубу не пришлось, Его мгновенно обступила толпа. Со всех сторон посыпались вопросы: что на берегу, обошлось ли, какие последствия. На большую их часть отвечало само его возвращение, но люди страшно любят, когда даже очевидные вещи озвучиваются вслух.
— Арамишайс, — отвечал Каха, пожимая очередную руку. — Сейчас все соберутся и расскажу.
Наконец, первая волна возбуждения, вызванная его появлением, схлынула. Вашакидзе забрался на вторую ступеньку трапа, чтобы его было видно всем, и сказал:
