Ольга Голотвина - Встретимся в Силуране!
На ровных, безукоризненно подогнанных друг к другу гранитных черных плитах была выбита большая звезда с восемью лучами, сплошь покрытая загадочными мелкими значками. Ни один мокрый лист не прилип к гладкой поверхности плит, ни пятна грязи не было на них, словно старательные рабы мыльным раствором отчистили каждый желобок.
Звуки вечернего леса — похрустывание, шелест, ленивая перекличка засыпающих птиц — слились над этими плитами в странную, звонкую, настороженную тишину. Тишину, полную ожидания — долгого, неослабного, напряженного.
Внезапно из этой тишины родился шуршащий голос, в котором не отражались никакие чувства:
— Я слышу. Люди. Двое. Идут сюда.
И сразу же тишина рассыпалась возбужденной разноголосицей.
— Люди! Сюда идут люди! Чуткий услышал их!
— Да не шумите, вы… спугнете!
— Спас-с-сение! С-с-скорее!
— Приглядите за Безумцем, чтоб не помешал…
— Все равно ничего хорошего из этого не…
— Заткнись, старый глупец! Да где же они?!
— Я сказал — тихо!!
И вновь все смолкло. Но тишины уже не было над полянкой: лес огласился приближающимся стуком топоров и неразборчивой бранью на два голоса.
Кусты затрещали. На полянку вывалились двое. Один из них патлатый тощий парень — огляделся и возмущенно заявил:
— Ты куда меня завел, придурок? Одни камни остались…
— Люди зря болтать не будут, — озабоченно откликнулся его спутник, верзила с изрытым оспой лицом. — У этих Ночных Магов, говорят, подземелья были битком набиты сокровищами!
— И вот так пятьсот лет они лежат, нас ждут? Небось пошустрее нашлись, все выгребли…
— Захлопни пасть! Всю дорогу ноешь… пришибу тебя, и дело с концом!..
— Стой! — перебил его патлатый. — А это что такое?
— Где?! — оскалился рябой, вскинув топор.
— Да вот… — указал его спутник на плиты с рисунком.
— Тьфу! Я думал, ты впрямь что-то углядел…
— Ты что, дурень, не видишь? Вокруг все заросло, а плиты чистые!
— И хорошо, что чистые. Сейчас тут сядем, перекусим, а потом поищем вход в подземелье. Тут и костер разведем, ночь будет ясная…
— Ох, лучше бы в лес уйти! Говорят, здесь призраки магов до сих пор бродят… все восемь…
— Семь, — поправил патлатого звучный, красивый женский голос.
Рябой, уже усевшийся на край плиты, вскочил, подхватил из травы свой топор и яростно заозирался в поисках той, что заговорила с ним. Патлатый позеленел от ужаса, рухнул на колени и закрыл голову руками.
— Э-эй! — рявкнул рябой. — А ну, выходи, кто тут есть! Покажись!
Раздался смех, совсем не похожий на женский. Очень неприятный смех — лязгающий, жестяной какой-то…
— Пощадите нас! — провизжал патлатый, стоя на коленях. Мы сейчас… мы уйдем… и никогда, никогда…
— Уйдете? — отозвался въедливый старческий голос. — Ну уж нет!
У патлатого перехватило горло. Рябой застыл с поднятым топором, глаза свирепо сузились.
Над черной плитой замерцал рой огоньков. Предвечерний воздух сгустился, задрожал, поплыл тонкими полупрозрачными струями, которые сплелись в туманную фигуру. Перед потрясенными людьми возник седобородый старец в длинной мантии. На вытянутом темном лице колючими огоньками сверкали глаза.
— Уйти хотите? — въедливым голосом поинтересовался он. — В Кровавую крепость прийти легче, чем уйти.
Рябой оказался неустрашимым до тупости. Он крепче стиснул топорище и со злым вызовом спросил:
— Ты, что ли, старый козел, меня останавливать будешь? А я сам не уйду. Не для того сюда тащился…
Призрак заколыхался, туманные струи свились в новый узор — и перед глазами смельчака предстала прекрасная женщина, гордая и властная. Темные волосы, невероятно длинные и пышные, спадали ей на грудь и спину, закрывая тело блестящим плащом. Это была ее единственная одежда, но держалась женщина так спокойно и надменно, словно на ней блистала парча королевского наряда.
— Ты дерзок, смертный! Раз забрел во владения Семи Магов, будь почтителен и послушен — и тебе подарят жизнь… может быть!
Женщина горделиво вскинула голову, длинные пряди волос разметались на ее высокой груди. Рябой, ошалев от такого зрелища, чуть не выронил топор, а патлатый, до этого закрывавший ладонями лицо и глядевший сквозь пальцы, потрясенно опустил руки.
Но туман над плитами вновь всколыхнулся — и явил глазам незваных гостей широкоплечего человека с резкими, энергичными чертами лица. На нем была кожаная куртка с нашитыми металлическими полосами. Не только этот боевой доспех и меч у пояса, но и жесткий взгляд, и прямая осанка выдавали воина.
— Вижу, вы не трусите, парни! — заговорил призрак с грубоватым дружелюбием. — Пришли искать клад, верно? Хорошее дело! Клад здесь и впрямь есть, да не всякий его взять сумеет…
Рябой недоверчиво заморгал, а патлатый, который до сих пор трясся от немого ужаса, неожиданно успокоился и поднялся с колен. Их не убили на месте? С ними беседуют? Отлично! Переговоры — это по его части!
— Скажи, о доблестный воин, — начал он льстиво и велеречиво, — что мы можем сделать, чтобы взять сокровища и не навлечь на себя гнев Восьми Магов?
— Семи, — вновь поправил его гневный женский голос.
— Не влезай в разговор! — грубо одернул невидимую женщину воин. — Не видишь, что ли: дело идет на лад! Парни, похоже, соображают, что даром на свете ничего не даемся. Услуга за услугу…
— Понимаю! — просиял патлатый. — Почтенные призраки хотят, чтобы мы с другом разыскали их бренные останки и предали честному погребальному костру?
— Да мы сами кого хочешь на костер уложим! — возмутился въедливый старческий голос.
— Ты тоже заткнись, — негромко, но веско бросил воин в пустоту и продолжил, обращаясь к патлатому: — Недра Кровавой крепости хранят сокровища, но не один охотник за чужим добром свернул себе шею, добираясь до них. Хочешь получить клад — отработай его!
— Так что сделать-то? — с жадной готовностью спросил патлатый. Его дружок стряхнул оторопь и закивал: мол, о чем разговор, отработаем…
Но воин не успел объяснить, чем люди могут пригодиться призракам чародеев. Туман соткал новую фигуру — и у кладоискателей пропала охота вести переговоры.
Над ними поднялось высоченное — в полтора человеческих роста — чудовище, похожее на ящерицу, вставшую на задние лапы. Тело покрывала синеватая чешуя, в клыкастой пасти метался раздвоенный змеиный язык. Два маленьких острых глаза горели алыми рубинами, а третий, большой, ярко-зеленый, сиял на лбу, над плоским носом.
Чудовище распахнуло пасть так, что видно стало багровое нёбо. Глотка, плохо приспособленная для человеческой речи просипела:
