Татьяна Чернявская - Роза из клана Коршунов
— Госпожа Корсач, — окрик Кирха оторвал Каринку от неприятных размышлений и порядком напугал, заставив резко дёрнуться всем телом, — мы уже уходим.
Только теперь девочка заметила, что Люпин и Лоран уже вернулись и цепляют на спину огромные сумки с поклажей. А Владомир разминает затёкшее тело, готовя травмированную ногу к длительному переходу. Каринка подхватила свою сумку и уже собралась встать в строй поближе к подгорному человеку для собственного спокойствия, как почувствовала пристальный взгляд в спину. Взгляд не был злым и голодным, как у хищника, или яростным и безжалостным, как у охотника, он был умирающим и страдающим. Девочка осторожно повернулась на пятках. Обладатель тяжёлого взгляда ютился в клетке, покрытой тяжёлыми покрывалами. Он молчал, он уже не сопротивлялся, но слабо держался за какую-то нить неизгладимой из памяти надежды, что всё будет хорошо, добрые хозяева скоро вернутся и весь этот кошмар закончится. Такой взгляд был у дворового щенка, попавшего в кладовке в крысоловку. Только в тот раз кухарка оттащила сердобольную хозяйскую дочку, а в этот…
Карина развернулась и бесстрашно (покрывало, впрочем, она отдёрнуть не спешила) бросилась открывать излишне тугую задвижку клетки. Изнутри раздалось глухое урчание, а на руку потекла вязкая слюна, только это не убавило ей решительности. Вообще-то это просто не успело поубавить, потому что в ту же секунду три пары мужских рук уже оттягивали девочку от клетки. Люпин при этом ещё успевал браниться, а Лоран отвесить несильную, но очень обидную затрещину. Кирх руки или язык не распускал, зато сильно пнул клетку, отчего она перевернулась.
— Что ты делаешь, изверг? — от пронзительного вскрика, несчастного пленника, сердце юной Корсач сжалось и девочка, вывернувшись, с чувством пнула жестокого гроллина под коленку.
— А что ты мне предлагаешь? — неожиданно зашипел в ответ беловолосый, лишившись прежней выдержки толи из-за боли, толи из-за оскорбления, и пнул клетку второй раз.
— Не мучай его! — завопила Карина, едва не плача от ужаса и бессильного гнева.
— Хочешь, чтобы он мучил тебя? — лицо Кирха заметно перекосило, он оскалился и сжал кулаки.
— Остынь! — грозно прикрикнул на собрата Лоран, заметив, как подопечная побелела от ужаса.
Но было поздно девочка уже, заикаясь и всхлипывая, пряталась за подгорным человеком. Карина едва сдерживала себя, чтоб не удрать, она бесполезно шептала, что её гроллины не вурлоки, только не могла сама до конца в это поверить после увиденного. Кто-то властно встряхнул её за плечи, заставляя выйти из охватившего её бреда. Когда девочка оторвала от лица взмокшие ладони и увидела длинноволосого вурлока с не клыкастой (ей показалось, что у крокодилов и то добрее лицо) ухмылкой в пол-лица, то так завопила, что мужчина раздражённо заткнул уши. Воспользовавшись моментом, она шмыгнула под руку гроллину и уже пряталась за Владомиром, хоть хромым, но всё же более надёжным.
— Ну, че разревелась, дура? — командир развернул перепуганную девочку к себе лицом и, прижав её к груди, закрыл полой куртки; не сказать, чтоб запах Карине понравился, но действительно стало спокойнее. — А вы, чурки облезлые, забейте пасти, пока я вас обратно в ваши железки не затолкал. Она с детства вурлоков, как огня боится так, что даже слово этого не переносит, а вы ещё, уроды, и зубы скалите. Всех по ямам сгною, выродки. Только с задания вернёмся… Ты как, успокоилась?
Карина неуверенно кивнула, тюкнувшись головой о какой-то медальон Владомира:
— А обзываться было обязательно?
— А как же, — хохотнул Лоран, — без ругани в вашей армии никак. Не умеешь словцо ядрёное на солдата закрутить, уже не командир. Ведь так?
— Непременно, — поддержал невурлока Люпин. — Идёмте что ли, или есть желающие здесь ещё раз ночевать?
Желающих не нашлось. Владомир, почти что выросший в глазах Карины от дурного парня, до просто парня, снова поспешил опуститься, заныв на больную ногу и заставив Кирха, как провинившегося, тащить свой мешок. Девочка, немного отошедшая от потрясения, перебралась поближе к Люпину и старалась лишний раз не смотреть в сторону невурлоков, стыдясь своей несдержанности. Мужчины, в виду своей хвалёной солидарности, делали вид, что ничего не случилось.
— Но, как же животное в клетке, — девочка украдкой подёргала подгорного человека за рукав.
— Так же, — проворчал мужчина, не довольный задержкой.
— Оно же умрёт от голода, если мы его не выпустим!
— А если мы его выпустим, умрут ближайшие деревеньки две, пока оно будет свой голод утолять, — мстительно, но доходчиво ответил Кирх и поспешил оторваться от группы, чтоб не схлопотать от собрата.
Корсач тяжело сглотнула и обернулась на покорёженную клетку. Покрывало по-прежнему закрывало большую её часть, надёжно скрывая в сумраке оставшуюся. Тень уже вовсю жила в ней и протяжно урчала пустым горшком на ветру. Глаза неведомого зверя слегка отражали всеет двумя золотисто-розовыми пятнами, ниточка надежды в них уже славно подошла к обгрызенному концу и трансформация успешно завершилась. Взгляда очередного детища охотника девочка не выдержала и бросилась вперёд, якобы помогая хромающему Владомиру.
О том, что сгущающиеся тучи делают луну ярче
Осень хозяйской рукой привлекала к себе всё больше и больше земли, делая траву жёсткой и безрадостной, а деревья понурыми и лысыми. Охапки золотых сияющих листьев, что по приданиям и заверениям авторов романов, должны были устилать дорогу храбрым путникам и смягчать им тяготы серых, как осеннее небо, привалов, почему-то не встречались. Зато вязкая и холодная земляная каша, в которую превратилась дорога после последнего подъёма вод, была в изобилии. Искать приходилось скорее сухое и относительно устойчивое место, чем столь вожделенную на Кариненой родине влагу. Первое время это приводило девочку в бурный восторг, что вгоняло охранников в ещё большее раздражение и уныние, но очень скоро настроение группы выровнялось до нейтрального серого. Лишившись последней радости и утопая по макушку в эту общую серость, как по щиколотку в грязь, Каринария Корсач едва справлялась с надменным карканьем скрипучего голоса, иногда просто идя напролом и выматывая себя до такого состояния, что бы не иметь возможности что-либо ему ответить, но долго так продолжаться не могло.
Идти пешком оказалось не на много лучше, чем болтаться на спинах невурлоков. И иногда девочку посещали совсем недостойные мысли об инсценировке обморока. Ведь тогда кто-нибудь из гроллинов непременно взял бы её на руки и волок хотя бы какое-то время. Хотя эта мысль и тешила слабой надеждой на отдых, она была отвергнута девочкой раз и навсегда. Во-первых, потому что обманывать было очень нехорошо, даже не самых достойных людей. Во-вторых, потому что падать пришлось бы в грязь, а потом ещё долго оттирать от волос противные засохшие комки со зловещим душком. В-третьих, потому что благородную даму, даже извалянную в грязи, совсем не прилично лапать руками всяким там охранникам и таскать без каких-либо приличий. В-четвёртых, поскольку Владомир сам чуть шёл (и раньше-то особенно не рвался помогать), а Люпин был нужен, как следопыт, тащить обморочную пришлось бы кому-нибудь из невурлоков. Каринка бы ещё скрепя сердце смогла пережить в этой роли длинноволосого, который время от времени пытался наладить пошатнувшиеся отношения, но если жребий бы пал на сурового Кирха, вся конспирация, увы, пала прахом. Поэтому девочка очень самоотверженно держала себя в руках, чтоб не увеличивать и без того тяжёлую поклажу мужчин. Во всяком случае, она старалась делать именно это главным аргументом в споре с усталостью.
