Елизавета Дворецкая - Огненный волк. Книга 2: Князь волков
Только одна дочь Пресветлого Дажьбога молча сидела на толстой ивовой ветке и безучастно наблюдала за забавами сестер.
– Дивница! Иди к нам! – весело звали ее. – Что ты сидишь и молчишь, как жальница![48] Не так уж долго нам осталось здесь быть!
– Я знаю, чем ее развеселить! – К Дивнице подскочила сестра Травница – быстрая, с мелкими чертами лица, с зелеными глазами. Откуда-то из гущи своих вечно разлохмаченных кос она выхватила толстый стебель с узкими длинными листьями и сунула его почти в лицо Дивнице. – Что, нравится?
Дивница ахнула – словно копье, в грудь ее толкнул резкий, дразнящий запах любомеля. С легким криком она соскользнула с ветки и порывисто протянула руки к стеблю, а Травница, весело смеясь, бросилась бежать по берегу, размахивая любомелем. Дивница пыталась ее догнать, но у насмешливой Души Трав было будто не две ноги, а десяток. А запах любомеля тянул за собой, Дивница дрожала и жадно вдыхала его. Запах любомеля напомнил ей первую ночь на земле в этом году. Любомелем пахло от того парня, в котором так горячо кипела кровь, а в мыслях его как живой стоял образ девушки, которую он любил. Дивница издалека учуяла жар его сердца и устремилась к нему – нечасто бесплотным созданиям удается так хорошо погреться возле человеческого сердца. Ах, как тепло, как весело ей было тогда! Как не хотелось на рассвете покидать его!
– Глупая! – На пути смеющейся Травницы выросла старшая сестра, Дубравица, и крепким кулачком ударила ее в белый лоб. Глаза у Дубравицы были светло-коричневые, как желуди, а косы толстые и темные, как дубовая кора. – Чему смеешься! Ее человек сглазил! Она как больная у нас! Ее очистить надо от человечьего духа, а ты веселишься!
Травница обиженно скосила зеленые бессовестные глаза, проворно сунула стебель любомеля в косы, и он мигом спрятался там, стал неразличим среди сотен душистых трав. Дивница остановилась, передохнула, все еще чувствуя в свежем ночном воздухе дразнящий запах.
– Что же ты больше не ходишь к нему? – К ней сзади подошла Земляничница, окутанная сладким запахом ягод, и мягко взяла за руку. – Пойди, вызови его, попляшите еще. Ведь скоро конец нашего срока.
– Я не могу! – Дивница грустно вздохнула. – У меня больше нет рубахи. Я потеряла ее тогда, в Ночь Льна.
– Вот уж печаль! – насмешливо фыркнула неугомонная Травница. – Мало ли парней! И на другой год их будет не один десяток.
– Да… – Дивница вздохнула. – А я бы хотела еще раз этого повидать…
– Пойдем сейчас! – Земляничница потянула ее за руку. – Дубравка, пойдем с нами, а то нам одним в ельник страшно!
– Послушай! – Дубравица подняла руку, призывая всех к тишине. – Этой ночью нам туда нельзя. Там Князь Кабанов. Слышите? Он уходит.
И все услышали сквозь ночную тишину, как далеко в ельнике пробирается, не разбирая дороги, Князь Кабанов. Огромная, тяжелая туша, покрытая гладкой черной шерстью, жесткой, как железо. Светлые девы морщились от отвращения, за несколько верст различая его тяжелое зловонное дыхание, душный жар этой туши, вывалянной в грязи болота. Дочери Неба и вожак Велесовых Стад не любили друг друга и старались не встречаться.
– Пока ты тут вздыхаешь, эта еловая бабка и жирный кабан съедят твоего парня! – ехидно бросила Травница. – Это бабка дала любомель, он сам мне сказал.
Дивница не ответила. Она прислушивалась, и через несколько верст, через березняк и ельник, различала тихое, глубокое дыхание парня, который больше не выходит на ее призывы ни днем ни ночью. Злая трава полынь не пускала ее войти в темную избушку.
Склонившись над водой, Дивница мягким взмахом руки успокоила течение в маленькой заводи, подула на воду, и вот на поверхности показалось лицо спящего Брезя. Дивница смотрела на него, поводила руками, словно гладила его запавшие щеки с отросшей щетиной, взмокший лоб с прилипшими прядями светло-русых волос. Она вошла в его сны, дала ему покой и счастье, которых он не знал наяву. Во сне она протягивала к нему руки, ласкала его, и он хотел не просыпаться вовек. Тепло его любви окутывало Дивницу, она грелась в лучах его сердца и тоже желала, чтобы месяц кресень не кончался. Ах, если бы ей достать другую рубаху взамен потерянной! Тогда она снова могла бы принять облик той живой девушки, которую он любил, и тогда уж она вошла бы в темную избу, разбудила бы его, вывела на этот берег, где так ясно светит Солнце Умерших.
– Опомнись! – Дубравица хлопнула ладонью по поверхности воды и разбила видение.
Далеко в избушке Брезь сильно вздрогнул и простонал во сне. Дивница не могла больше его видеть, но услышала стон, и ей стало больно, словно ее саму ударили. Слишком сильной стала ее связь с этим человеком. Ему она грозит гибелью, а ей?
– Ты скаженной станешь! – сурово продолжала Дубравица. – Его дух тебя испортит! Вот отцу скажу!
Дивница вздохнула и ничего не ответила старшей сестре, имеющей сердце крепкое, а дух нерушимый, как дуб. Светлая ночь пела песни тысячами нежных голосов, веселых в пору цветения Земли. Деревья, травы, цветы не бывают добры или злы, они живут своей неизменной жизнью, блаженно-равнодушные, благосклонные или жестокие к людям, сами того не замечая. Что же случилось с ней, почему она стала не такой, узнала новые чувства, от которых на душе то весна, то осень? Ее и вправду испортил горячий человеческий дух. Но Дивница сама не знала, желает ли она исцеления.
Глава 4
На другое утро после встречи с Князем Волков Малинку разбудил волчий вой. Протяжный тоскливый холодный вой втянулся в ее сон, сначала тихо, потом все настойчивее; Малинка сама не заметила, где кончился сон и началась смутная явь. Ощутив холод, она вскинула голову, попыталась открыть глаза, неверной рукой отводя волосы с лица. Вокруг нее колебалась влажная и холодная серая мгла, в ней двигались темные лохматые тени. Не сразу Малинка поняла, где она. Она лежала на мягком мху, низко над головой нависали ветви орешника, рядом угадывались еловые лапы, окутанные серым туманом.
– Проснулась? – раздался рядом с ней знакомый голос.
От этого голоса Малинка сразу все вспомнила. И тут же подумала, что продолжает спать и видит странный сон.
Огнеяр, в человеческом облике, сидел на мху возле нее, обняв смуглыми руками колени и глядя вверх, на колышущиеся в утреннем тумане вершины деревьев. Здесь и туман был не такой, как везде, – плотный, как овсяный кисель, холодный, почти непроглядный. И волчий вой, разливавшийся под невидимым небом, казалось, шел из самого тумана.
– Что это? – тревожно спросила Малинка. Она никак не могла понять, что из этого – вчерашняя встреча с Белым Князем, этот туман, пугающий вой – снится ей, а что есть на самом деле.
