Олег Говда - Выбор
Топот становился все громче, пока не приблизился к краю буерака. Там Медведь придержал коня, и вроде неспешно, но быстрее чем обычно, съехал вниз.
— Здорово, батька! — заорал, по обыкновению, еще не спешившись. — Как оно живется-можется?
— И тебе не хворать, Медведушка. Хвала, Создателю, ползаю еще…
— Вечно ты, батька, прибедняешься… — приблизился атаман. — А самого и оглоблей не пришибить.
— Может и так, — не стал спорить Островид, хитро улыбаясь. — Есаулу войска харцызкого виднее.
Тот только охнул.
— Вот сколько лет мы уже знакомы, а все удивляюсь: как ты это делаешь? Есаулы что, по-другому пахнут?
— Шуршат иначе… — рассмеялся Островид, довольный произведенным эффектом. — На тебе не обычный шелковый кушак, а расшитый золотом. Что в Кара-Кермене является знаком отличия есаула великого Хана, если я не ошибаюсь.
— Ты, батька, никогда не ошибаешься и никогда ничего просто так не делаешь и зря не скажешь… — чуть серьезнее подтвердил Медведь, присаживаясь рядом. — Одно мне не понятно: куда вы с Владивоем так поспешно исчезли? Я потом едва угомонил разобиженных неуважением атаманов. Только имя Али Джагара и успокоило всех. Потому как еще ни разу твои поступки не были во вред степной вольнице. А советы и предупреждения спасли не одну жизнь… Значит, важное что-то случилось и некогда было объяснять и прощаться…
— Постой, постой, — удивился Островид. — Это ты о чем сейчас толкуешь? Когда это я за Ханджаром приходил?
Медведь растерянно замолк, но сбивчивое дыхание есаула выказывало, нешуточное волнение.
— Так три дня тому. Как раз после пира по случаю провозглашения Владивоя Ханом и Ханджаром вы оба и исчезли.
— Угу… — задумался провидец. — Очень интересно. Может, ты и не поверишь моим словам, есаул, так как чувствую — сам тоже правду говоришь, но я не покидал заимку с того дня, как вы с Владивоем у меня гостили. Хоть у Арины спроси.
Посылание на прислужницу, как на свидетеля, верней всего убедило харцыза, что Островид не шутит. Ибо нет большего оскорбления для мужчины, чем перепроверять его слова у женщины.
— Ты хочешь сказать, что… Но, я же собственными глазами…
— Ну, ну, — заинтересованно повернул голову к есаулу провидец. — Поведай слепцу, что такое видели зрячие, чего, на самом деле, быть не могло.
— Зрячий! — возбужденно вскричал Медведь. — Ах, ты ж лихоманка меня возьми! Как я сразу не заметил! А ведь почудилось что-то странное. Но я был уверен… Вот раззява!
— Ты не торопись, Медведушка. Не части. Давай, сначала… — остудил разволновавшегося харцыза Островид.
— Тот, который выдавал себя за тебя, при разговоре переводил взгляд. Значит, не слепой. А мы и внимания не обратили. Да кто ж мог подумать?..
Видя, что у есаула все равно получается не слишком связно, провидец усадил его обратно и заговорил сам.
— Я понял так: в Кара-Кермен, на торжество по случаю провозглашения нового Хана и первого Ханджара, явился некто, в моем обличии? Верно?
— Угу.
— И он же увел Владивоя?
— Увел, батька! Увел! — опять вскочил на ноги Медведь. — Что ж нам теперь делать?
— Ничего, — пожал плечами Островид.
— То есть как? — опешил есаул. — Ты предлагаешь мне сидеть, сложа руки, когда с Ханджаром невесть что приключиться может?
— Именно, — кивнул старец. — Да ты не горячись, Медведушка. Рассуди сам. Во-первых, не нам тягаться с тем, кто людские личины, как одежду менять может. Поверь на слово: такое и не всякому магу дано. Тем более — рядом с Барьером, впитывающим всю силу, до которой только дотянется. Кто-то очень могущественный в Кара-Кермен приходил. А во-вторых, ничего непоправимого с Владивоем не случится, пока он свою миссию не исполнит. Иначе — я бы другое будущее узрел. И, вообще, откуда тебе знать: может он сейчас именно там — где и должен быть? Уразумел?
Медведь неопределенно пожал плечами.
— Вот и ладно, — как всегда слепой верно истолковал и его сопение, и это движение. — Лучше поведай, есаул: как тебе куренных атаманов остудить удалось? Это даже для меня непростая задача. Особенно, когда они вином хорошенько разогретые…
— Это как раз сущая безделица, — довольный похвалой самого Али Джагара, степенно ответил тот. — Любого воина можно отвлечь от чего угодно, если в поход позвать…
— О как?! — пришла очередь удивляться Островиду. — И куда ж вы решили коней поворотить?
— На Дубров…
Теперь провидец умолк надолго. Есаул даже заерзал от нетерпения, получить взбучку или одобрение своему решению.
— Что ж, это не так глупо, как кажется на первый взгляд. Дать возможность воинам размяться перед решающей битвой с мертвяками, а заодно и убедиться, что Хан по какой-то неведомой причине не сбежал обратно в Зелен-Лог. Ну, а если — паче чаянья, Владивой все же их предал, то достойно покарать предателя. Но, тогда, меня тоже следует казнить… Ведь это я увел Ханджара.
— Как ты можешь, батька? — возмутился есаул. — О тебе худого слова никто не сказал. Наибольшее: предполагали, что Владивой сбежал после вашего разговора, потому что испугался чего-то.
— Спасибо и на том… — усмехнулся Островид, хотя полностью скрыть, что ему приятны такие слова, все ж не сумел. — И когда в поход?
— Так уже… Круг куренных назначил наказным Секирника, а я с полдороги к тебе завернул. Думаю, завтра к вечеру уже замок и обложат. Вообще-то меня атаманы еще кое-что спросить просили… Теперь и не знаю, как быть. Ведь о грядущей войне с северянами тот, который не ты, сказывал. Верно аль нет?
— Не знаю… — чуть растеряно произнес провидец. — Мне такого видения не было.
— Обманул, значит… — насупился есаул. — Тогда поспешать надо. Своих предупредить! Ведь хлопцы думают, что в замке только малая часть дружины осталась, а они все там засели.
— Можешь не торопиться, — махнул рукой Островид. — О войне с Княжеством мне ничего не ведомо, но о том, что третьего дня часть Дубровской дружины и еще две сотни ополчения вместе с обозом в Бобруйск отправилась — знаю. Так что не ждут вас там. Кстати, крови не вижу… Похоже, легкая победа достанется. А если так, удержи хлопцев от ненужного насилия.
— Добро, батька. Обещать не буду, но попытаюсь.
Глава десятая
Таинственное ущелье Снов не впечатляло ни шириной, ни бездной. Обрыв, с которого мне не так давно довелось сигать в воды реки Веселой, у замка Вепрей, и тот был на несколько ударов сердца круче. И огнем не пыхало, и водой не журчало… Обычная расщелина, каких не счесть в здешних горах. А свою котомку с припасами я наверняка смог бы легко перебросить на другую сторону провала. Вот только — не дружелюбное какое-то. Глядя на него, так и подмывало — развернуться и уйти, оставив ущелье как можно дальше за плечами. И узенький, веревочный мостик с множеством прогнивших до трухи перекладин, размеренно покачивался, будто кивал пальцем в запрещающем жесте. Мол, даже и не пытайся… Стой, где стоишь, а еще лучше — вали, откуда пришел. Нечего тебе, турыст, на другой стороне делать! Никто тебя туда не звал, и никто тебя там не ждет… Пшёл вон, проходимец, чтоб и духом твоим здесь не пахло!
