Вспомни меня (ЛП) - Бобульски Челси

— Познать альтернативы.

Его плечи слегка расслабляются, а глаза, ещё несколько мгновений назад тёмные от гнева, теперь превратились в жидкий дым. Он делает шаг ближе, так что мы едва не соприкасаемся грудью друг друга, и мой нос не утыкается в его ключицу.

— Какие альтернативы?

Надеюсь, он ошибочно примет тепло солнца на моих щеках за смущение.

— Пожалуйста, Лон, не заставляй меня говорить это…

Он берёт мои трепещущие руки в свои и целует их обе.

— Скажи это.

Я отвожу взгляд, глядя на предательские волны, разбивающиеся о берег. Такие непостоянные и в то же время так неохотно принимающие меня, когда я предлагала им себя. Тихий, тихий голос звучит в моей голове. «Этого не было в плане».

«Составь план». Если бы меня забрал океан, я бы не была вынуждена так унижаться сейчас.

«Ты также не провела бы прошлую ночь с Алеком».

Как ни странно, именно лицо Алека, более четкое, чем окружающий меня выгоревший на солнце пейзаж, даёт мне силы сказать:

— Поцелуй меня, Лон. Помоги мне преодолеть страх.

Он не нуждается в дальнейших подсказках. Его рот прижимается к моему, поглощая мои слова. Он со стоном скользит языком по моим губам, прижимая руки к моему заду и приподнимая меня.

«Алек. Думай об Алеке».

Я представляю, что это руки Алека на мне, тело Алека прижимается к моему, язык Алека скользит по моим зубам. Это не то же самое, что сегодня утром — я не растворяюсь в Лоне и не застываю на месте, как будто он — вторая половина меня, — но, учитывая, что в тот единственный раз, когда Лон поцеловал меня, я напряглась, как статуя, должно быть, мне, по крайней мере, немного интересно теперь, когда мои мышцы расслабились.

Он держит одну руку на моей попе, прижимая меня к себе, а другую запускает в мои волосы, сжимая в кулак у основания головы. Он откидывает мою голову назад и целует нижнюю часть моей челюсти, его щетина обжигает мою кожу.

— Я бы сорвал с тебя это платье сейчас, если бы мог, — он кусает зубами воротник моего платья. — Возможно, я всё равно это сделаю.

Я пристально смотрю на него.

— Не смей.

Он смеётся и чуток опускает меня.

— Ты не эксгибиционистка, дорогая?

— Лон, я никогда ни перед кем не раздевалась, не говоря уже о том, что на пляже полно людей, — говорю я. И затем, мягче, чтобы смягчить внезапный вызов в его глазах, говорю: — Я хочу, чтобы мы были одни, когда ты разденешь меня в первый раз.

Он снова стонет и втягивает мою нижнюю губу в свой рот.

— Ты понятия не имеешь, что ты делаешь со мной, Аурелия. Не знаю, как я переживу это лето.

Моё сердце паникует, наполняя вены льдом. Мне не нравится направление, в котором движется этот разговор. Если я не буду осторожна, мы поженимся ещё до истечения недели.

Я отталкиваюсь от него и искажаю своё лицо выражением, которое, я надеюсь, напоминает сожаление.

— Да, я понимаю, но мы должны найти способ соблюсти приличия. Наши матери уже разослали приглашения, и мы не можем рисковать расстраивать наших гостей, особенно учитывая, что многие из них являются деловыми партнерами. Мы бы не хотели, чтобы они думали, что вон Ойршоты — взбалмошные люди, которыми управляют эмоции, а не приличия.

Он вздыхает.

— Ты права. Конечно, ты права. Видишь? Вот почему мы с тобой так хорошо подходим друг другу. Ты точно знаешь, в какую сторону направить меня, чтобы я плыл прямо и верно.

— Значит ли это, что наша помолвка снова в силе?

Он опускает меня на землю и обхватывает моё лицо ладонями.

— Я никогда в жизни не хотел ничего большего, моя дорогая. Мне просто нужно было знать, что ты чувствуешь то же самое.

Горький привкус подступает к моему горлу.

— Да.

Он ухмыляется и притягивает мою голову к себе и чмокает своими губами мои.

— Пойдём, — говорит он. — Мы должны вернуться в отель, прежде чем кто-нибудь поймёт, что мы без компаньонки.

Я беру его за руку. У меня такое чувство, будто моё лицо натёрли щёлоком.

— Теперь, когда всё улажено, — говорит он, похлопывая меня по руке, — я могу рассказать тебе о своём сегодняшнем сюрпризе.

— О?

Он кивает.

— Сегодня вечером мы не будем ужинать в отеле. Мы отправимся в круиз на закате на моей яхте, только вдвоём.

— А как насчёт компаньонки?

— На лодке будет несколько слуг, включая лакея, который будет подавать нам еду, — он наклоняется ближе и шепчет: — Я обещаю вести себя наилучшим образом.

Я вздыхаю.

— Жаль.

Он запрокидывает голову и смеётся. Я одариваю его своей фальшивой улыбкой, и он вообще не замечает разницы. К лучшему это или к худшему, но я снова в клетке. Самое меньшее, что я могу сейчас сделать, это насладиться жизнью, прежде чем дверь полностью закроется.

ГЛАВА 26

НЕЛЛ

Я НАПОЛОВИНУ ИДУ, НАПОЛОВИНУ ПРОБЕГАЮ через вестибюль.

Сейчас без четверти восемь. Весь отель двигается вокруг меня. Сейчас здесь достаточно людей, достаточно солнечного света, достаточно признаков жизни, чтобы действительно поверить, что вся сцена в бальном зале была просто галлюцинацией, вызванной стрессом, истощением или чем-то логичным. Легко сказать себе, что я была глупой из-за того, что так испугалась в первую очередь. Насколько я знаю, я ходила во сне — во всяком случае, так доктор Роби считал половину моих галлюцинаций с мамой, так что не похоже, что у меня нет прецедента для этого. Я отбрасываю в сторону образы разбивающихся лампочек, окровавленных трупов и мужчины, протягивающего мне руку, когда подхожу к закрытым дверям бального зала, расправляя плечи и поднимая подбородок, как будто у меня есть полное право войти.

Если телевидение меня чему-то и научило, так это тому, что люди многое спускают тебе с рук, если думают, что ты знаешь, что делаешь.

Я колеблюсь лишь долю секунды, когда мои пальцы сжимаются вокруг ручки.

«Это было не по-настоящему».

Я делаю глубокий вдох, открываю дверь и проскальзываю внутрь.

Помещение по-прежнему пустое, и нет ни единого доказательства того, что всё, что я испытала здесь более часа назад, действительно произошло. Здесь нет призраков, бродящих в тенях, нет крови на полу, и все лампочки совершенно целы.

Мой рюкзак лежит на полу, где я его оставила. Я спокойно иду по бальному залу, но нет ничего спокойного в пульсирующей вене на шее или в грохоте, который моё сердце издаёт в груди. Я наклоняюсь, беру рюкзак и перекидываю его через плечо. Кусок клейкой ленты касается внутренней стороны моей руки. Это так сильно напоминает мне призрачное прикосновение, которое я почувствовала раньше, что я подпрыгиваю.

«Нет, — говорю я себе. — Не то прикосновение, которое я почувствовала. Прикосновение, которое, как мне казалось, я почувствовала. На самом деле этого не было».

А затем, чтобы помочь своему мозгу действительно поверить в это, я говорю:

— Здесь ничего нет. Никто из вас не настоящий.

Я жду, хотя и не уверена, чего именно. Никакие призраки не появятся, чтобы убедить меня в обратном. Лампочки больше не лопнут. Где-то справа от меня скрипит половица, но это просто оседают старые кости этого викторианского замка.

«Видишь? — говорю я себе. — Просто галлюцинация».

Конечно, эти мысли не заставляют меня чувствовать себя лучше, учитывая, что мой разум снова играет со мной какие-то дурацкие шутки, но это лучше, чем альтернатива. Слова доктора Роби «звоните, если вам что-нибудь понадобится» эхом отдаются в моей голове, громче, чем когда-либо, пока я возвращаюсь в свою комнату.

Единственное, что удерживает меня от того, чтобы взять телефон, это моё упрямство, которое, как всегда говорила мама, либо приведёт меня куда-нибудь, либо в никуда, в зависимости от моего настроения.

Я не знаю, правильный ли это выбор, выбираю ли я где-то или нигде, но ничего не изменилось.

Я пролечилась у психотерапевта последние четыре года. Мне нужно выяснить, достаточно ли я, наконец, в порядке, чтобы справиться с этим самостоятельно, и единственный способ сделать это — попытаться. Если я не смогу с этим справиться, я позвоню. Но не сейчас. Пока ещё нет.