Мария Чурсина - Императрица и ветер
Осталось бы у Маши хоть немного сил, отпустила бы её старая, закостеневшая обида, она бы взвыла сейчас волком. Она бы кричала на них - сильных магов, опытных политиков, срывалась на оскорбления и ненавидела их в эту секунду так, как не могла ненавидеть даже Ордена.
Почему за полчаса до этого мгновения, когда выводили на помост Провизора, они молчали? Почему молчали, когда Орден с лёгкостью бездушного демона наносил смертельный удар Шредеру? Почему молчали, когда уходил Зорг?
Только сейчас, когда ветер нёс запах крови, а ненависть костенела внутри неё, они решились подняться из своей ложи и выказать протест.
- Смерть предателям! - раздался выкрик в толпе, и тут же его подхватил нестройный хор голосов.
Запах крови опьяняет - знала Маша. Стражники Ордена оттесняли взбудоражившихся зевак назад, дальше от помоста. Перед Машей на колени опустился Провизор - придворный целитель. Взял её за плечи. Его глаза были странными, она только через секунду поняла, что он просто без очков.
- Что ты с собой сделала? Что с тобой? Маша...
Провизор силой разжал её пальцы, потому что она всё ещё цеплялась за Шредера, вытер с лица кровь. Что-то он сделал, её вдруг перестало тошнить от бесконечного солёного вкуса во рту.
- Почему они молчали, когда уходил отец? - прошептала она.
Провизор сжал её плечи и опустил глаза.
- Лорд Орден, - прозвучал привычно мягкий голос Линкея. - Предлагаю отменить казнь и обсудить всё на собрании Совета.
- Вот как вы решили? - прорычал Орден. - Что же, вот мой ответ. Завтра я хочу видеть у себя новых глав каст. Потому что нынешний Совет я распускаю.
По площади пронёсся ошеломленный вздох.
- Маша, после известия о твоей гибели он заперся в Храме и не хочет никого видеть, - произнёс Провизор.
- Орден, ты в своём уме? Такого не позволяла себе даже Руана, - голос Ишханди взвился на высокие ноты.
- Вот Руана, от которой вы все дрожите, - Орден махнул рукой в сторону Маши.
На мгновение стало так тихо, что в небе испуганно пискнула птица. Она чёрной тенью мелькнула по вышедшему из-за туч солнцу.
- Альмарейн на грани гражданской войны, - уже спокойно и жёстко продолжила Ишханди. - Ты ведёшь себя как слепец.
- Вон с площади, - улыбнулся ей Орден. - А этих смертников в подземелье. И мага хаоса не забудьте.
Луксор стоял в десятке шагов от неё. Маша видела, что он не сопротивлялся.
У неё осталось единственное воспоминание - лицо Руаны. Когда их вели по коридорам подземелья, она видела гравюру. Там, на стене из тёмного камня. Металл давно поблек, пыль осела на высеченной неизвестным художником фигуре Руаны, но в свете огненных шагов чёрные глаза императрицы блеснули на гостей презрительно и зло.
Даже стражники Ордена чувствовали себя неуютно. Они почти не показывали этого, но Маша видела, как капитан подзывает ближе к себе один из шаров белого пламени, как ускоряют шаг маги-воины, лишь приблизившись к портрету мёртвой императрицы.
Они боялись прикасаться к Маше, не заламывали руки, даже не подтолкнули ни разу, когда она замедлила шаги, чтобы ещё раз взглянуть в глаза той, кого так пыталась изобразить.
- Ты мне не хотела помочь, бабушка.
Капитан только выругался сквозь зубы, дал тычка кому-то из подчиненных. Огненные мечи едва-едва разгоняли сумрак подземелья. Они дошли: первой сопроводили в камеру Машу. На прощание она успела прикоснуться к рукаву Луксора, хотела сказать - прости. В руку ей скользнул тёпный живой комочек мрака.
Сказать - я тебя втянула. Сказать - если бы можно было всё вернуть назад. Но она промолчала. В спины им презрительно и зло смотрела с гравюры Руана, сжимая в руках испачканный кровью меч. Когда Маша осталась один на один с сырыми каменными стенами своих покоев, у неё осталось одно единственное воспоминание.
Замечательно.
Темнота играла с ней в поддавки: Маша проваливалась в сон, где перед глазами снова вставала площадь, и толпа пришедших поглазеть на казнь, и спокойное в смерти лицо Шредера, и лицо Ордена - без единой кровинки - шепчущего, что его сын заплатил кровью. Маша просыпалась от ужаса, первобытного, неясного, уговаривала не болеть спину, прижималась лбом к холодным камням.
По её шее стекали капельки пота. Сознание требовало отдыха, и Маша снова закрывала глаза. В одном из снов дверь её камеры открылась, и в проёме ярко вспыхнул огненный шар.
- Вставай, тебя хочет видеть император.
Маг в алой мантии зашёл внутрь, остановился возле лежащей на полу девушки.
- Вставай.
Пока глаза не привыкли к свету, Маша едва шла.
Орден ждал её в кабинете императора. Дракон из серебряных искорок спал, уткнувшись мордой в лапы.
- Спасибо, что почли меня своим присутствием, императрица, - Орден смахнул со стола ночную бабочку. В том месте, где у Зорга стояла фотография в простой деревянной рамке, было пусто.
Маша опустилась на предложенный стул. Находясь в этом кабинете в прошлый раз, она была гораздо ближе к императору.
- Чего ты хочешь от меня?
Голова кружилась, а во рту было отчаянно сухо, но Маша пыталась держать спину прямо, ведь так и положено Орлане.
- Странный вопрос. Не ты ли тайно проникла в наш мир и с ума сходила, лишь бы привлечь к себе внимание? Что же, вот вечер - самое время для задушевных бесед. Вот мы с тобой наедине, можешь не стесняться своих приспешников, не прикрываться благородными мотивами.
- Наедине, - усмехнулась Маша. - А что это за тень отца Гамлета у тебя за правым плечом?
Единственный здесь шар белого пламени ярко освещал ковёр под ногами, но как лицо Ордена, так и его соратник оставались в полумраке.
- Выйди, тебя уже заметили, - император чуть обернулся.
Из полумрака у тяжёлых густо-зелёных гардин выступила Сабрина. Она была непривычно одета - в рубиновое платье с просторными рукавами, а чёрные волосы, ничем не стянутые, спускались ей на плечи. Глаз она не подняла.
- Спасибо... что пришла, - произнесла Маша.
Сабрина стояла за правым плечом Ордена фарфоровой куклой, безжизненной тенью самой себя.
- Тем не менее, расскажи мне, неужели ты и правда собиралась захватить власть? - Орден снял с пальца перстень и теперь рассматривал блики света в голубом камне.
- Захлебнись своей властью, - вздохнула Маша. Она хотела бы говорить зло, чтобы каждое слово впечатывалось в его память и ещё долгие годы вызывало приступы ярости, но сил у неё не было. - Ты же звал меня не за тем, чтобы выслушать исповедь о тайных желаниях. Если маг, который уважает меня не больше, чем грязь под ногами, стал разговаривать как с равной, значит, нашлась тема.