Роджер Желязны - Хроники Амбера. Книги Мерлина (авторский сборник)
— Вон там что-то есть, — внезапно возвестил Люк, указывая направо.
Там серело большое расплывчатое нечто. Я стек сознанием в спикарт и прощупал в указанном направлении. Чем бы оно ни было, оно было неодушевлённым, и я скомандовал спице, которая трогала нечто, сопроводить нас.
Я не чувствовал движения, но штука распухла, обрела знакомые очертания, начала выказывать красноватый цвет поверхности. Когда показались ребра, я уже знал наверняка.
— Выглядит как та Полли Джексон, что была у тебя, — заметил Люк. — На ней даже снег остался.
Да, это был мой бело-красный «шеви» 57-го года, вот к чему мы приближались, здесь в Лимбо.
— Это реконструкция. Её вытащили из моей памяти, — сказал я ему. — Вероятно, поэтому она живая, ведь я так часто разглядывал её. А ещё, кажется, сейчас нам очень кстати.
Я потянулся за ручкой дверцы. Мы подгребли со стороны водительского сиденья. Я ухватился и нажал на кнопку. Она, конечно, была не застопорена. Спутники коснулись колымаги и переползли на другую сторону. Я открыл дверь, скользнул за руль, закрыл дверь. Затем влезли Люк и Корвин. Ключи, как я и ожидал, были в замке зажигания.
Когда все очутились на борту, я попытался завести машину. Мотор заработал сразу. Я посмотрел поверх яркого капота в ничто. Включил передние фары, но это не помогло.
— Что теперь? — спросил Люк.
Сняв ручной тормоз, я врубил первую скорость и выжал сцепление. Когда я дал газ, показалось, что завращались колеса. Спустя несколько мгновений я врубил вторую. Чуть спустя перешёл на третью.
Было это движение хоть чуточку реальным или — всего лишь плодом моего воображения?
Я поддал газу. Туманный горизонт далеко впереди вроде как слегка просветлел, хотя я предположил, что это могло быть просто эффектом уставшего зрения. На баранку машина не реагировала никак. Я сильнее надавил на акселератор.
Люк вдруг протянул руку и включил радио….
— Опасные дорожные условия, — сообщил голос диктора. — Так что сбросьте скорость до минимума.
Затем сразу же последовал Уинтон Марсалис, играющий «Караван».
Получив такое душевное послание, я сбросил газ. Это вызвало знакомое ощущение лёгкого движения, словно мы скользили по льду.
Явно чувствовалось движение вперёд, и там впереди, кажется, случился просвет. Также почудилось, что мы обрели некоторый вес и чуть больше вдавились в сиденье.
Мгновением позже ощущение реальной поверхности под автомобилем стало более внятным. Мне стало интересно, что случится, если я крутану баранку. Но решил не пробовать.
Звук из-под шин стал совсем хрустяще-гравиевым. С обеих сторон возникли смутные очертания, усиливающие ощущение движения и направления, пока мы тащились мимо. Далеко впереди мир действительно становился ярче.
Я ещё больше сбавил ход: стало казаться, что мы едем по настоящей дороге, с чрезвычайно плохой видимостью. Вскоре фары, вроде как начали приносить какую-то пользу, как только они высветили проползающие мимо фигуры, придавая им мгновенный вид деревьев и прибрежных насыпей, кустов и скал. Зеркало заднего вида продолжало отражать ничто.
— Прямо как в старые времена, — сказал Люк. — Собрался за пиццей неласковым вечером.
— Ага, — согласился я.
— Надеюсь, у другого меня есть кто-нибудь, открывший пиццерию в Кашере. Можно ли там оттянуться, не знаешь?
— Счас проеду и проверю, если тот славный он, конечно, удосужился.
— Как ты думаешь, когда вся эта зараза снимет меня с довольствия?
— Не знаю, Люк.
— Я веду к тому, что не могу вечно пить твою кровь. И что с тем, другим мной?
— По-моему, я могу предложить работу, которая разрешит твои проблемы,
— сказал ему Корвин. — Хотя бы на некоторое время.
Деревья теперь стали явно деревьями, туман — настоящим туманом — чуть клубящимся окрест. Капли влаги стали оседать на ветровом стекле.
— Что вы имеете в виду? — спросил Люк.
— Минутку.
В тумане появились разрывы, сквозь них проглядывал реальный ландшафт. Я вдруг сообразил, что то, где мы едем — не настоящее дорожное покрытие, а просто клок почвы под лихим уклоном. Я ещё больше сбросил скорость, чтобы приноровиться.
К тому времени львиная часть дымки рассосалась или развеялась, обнажив огромное дерево. Земля у подножия его мерцала. Знакомые повадки у этой вольной живописи…
— Это зона твоего Лабиринта, верно? — спросил я, как только наш путь стал ещё чище. — Фиона как-то приводила меня сюда.
— Да, — донёсся ответ.
— А его облик… Эту чепуху я видел в борьбе со Знаком Логруса там, на кладбище… та же штука, что притащила нас в туннель.
— Да.
— Тогда… он тоже разумен. Как Лабиринт, как Логрус…
— Верно. Припаркуйся вон там, на прогалине у дерева.
Я крутанул баранку и направил машину к ровному участку, указанному отцом. Туман все ещё клубился окрест, но не везде, на удалении, и не такой тяжёлый и всепоглощающий, как на тропе, которой мы следовали. Очевидно стояли сумерки, судя по угрюмости тумана, но асимметричное пламя Лабиринта освещало наш чашеобразный мир за границами сумеречной тусклости.
Пока мы выбирались из машины, Корвин сказал Люку:
— Призраку Лабиринта не «пробыть долго».
— Так я и понял, — отозвался Люк. — Вы подскажете пару трюков для кое-кого в затруднительном положении?
— Я знаю их все, сэр. Приходится знать, как говорят.
— О-о?
— Папа?.. — спросил я. — Ты имеешь в виду…
— Да, — отозвался он. — Я не знаю, где может находиться мой первый вариант.
— Это с тобой я встречался тогда? И это ты недавно присутствовал в Эмбере?
— Да.
— Я… понятно. И всё-таки ты кажешься не таким, как те прочие, которых я встречал.
Он протянул руку и сжал мне плечо.
— А я не такой и есть, — сказал Корвин и взглянул на Лабиринт. — Я нарисовал эту штуку, — продолжил он чуть спустя, — и я — единственный, кто прошёл его. Следовательно, я — единственный призрак, которого он может вызвать. И кажется, он уделяет мне нечто большее, нежели просто утилитарное внимание. Мы можем общаться, и, кажется, он охотно отстёгивает энергию для обеспечения моего постоя. Я понимаю так: и те призраки, что от Лабиринта, и те, что от Логруса, по природе куда более эфемерны.
— Я это знаю по опыту, — сказал я….
— Кроме той, которой ты очень помог, за что я тебе благодарен. Теперь она под моей защитой, настолько, насколько это необходимо.
Он отпустил моё плечо.
— Мне не представили твоего друга как полагается, — сказал он затем.
