Стивен Эриксон - Охотники за Костями
— Хорошо. Они наступают, и быстро.
Дестриант встал рядом с Кенебом. — Кулак, я не понимаю.
Кенеб отвел взгляд от сотен людей, напирающих на солдат. — А я понимаю. Я видел. Мы держим причал, и ни один чертов солдат слова против не скажет! Почему? — Он ударил кулаком по фальшборту. — Потому что мы ждем. Ждем Адъюнкта. Дестриант, теперь мы её. Её, и пусть провалится вся клятая империя!
Глаза собеседника широко раскрылись — он удивился вспышке гнева кулака. Затем воин кивнул и тихо улыбнулся. — Как скажете, Кулак. Как скажете.
* * *Последняя дверь по коридору самого верхнего этажа. Как типично. Лезвие тихо скользнуло между рамой и дверью, поднялась задвижка. Осторожный толчок заставил дверь открыться. Петли почти не заскрипели.
Скрипач вошел и огляделся в полумраке.
Звериный храп и фырканье со стороны лежака, в спертом воздухе вонь несвежего пива.
Двигаясь очень медленно, Скрипач опустил у порога свою коллекцию арбалетов (на что ушло почти тридцать ударов сердца). Спящий все же несколько раз прерывал тяжкое сопение.
Избавившись от груза, сапер подкрался поближе, затаив дыхание, и наконец склонился над встрепанной головой жертвы.
И начал едва слышно бормотать: — Мы духи… мы вернулись… мы тебя не оставим в покое, ни на миг не оставим… о да, дорогой Бравый Зуб, это я… Скрипач, мертвый, но беспокойный… я дух, вернулся, чтобы травить тебя до…
Кулак возник из ниоткуда, с солидным чваканьем врезался Скрипачу под дых. Воздух покинул легкие. Сержант упал на пол, скорчился от мучительной боли.
Бравый Зуб встал. — Не смешно, Скрипач. А вот как ты свернулся, стало смешно.
Заткни пасть, — выдавил сапер. — Найди мне стул.
Старший сержант помог ему встать. Шатаясь, Скрипач осторожно выпрямил спину; каждое движение сопровождалось шипением сквозь зубы и морганием.
— Ты живой?
Скрипач сумел кивнуть. — Да ладно, я заслужил…
— Этот точно, — согласился Бравый Зуб.
Они вгляделись друг в друга сквозь сумрак, потом обнялись. Молча.
Миг спустя дверь распахнулась. Они оглянулись, увидев Геслера и Буяна. Один моряк тащил три каравая, второй — две бутылки вина.
— Дыханье Худа! — хохотнул Бравый Зуб. — Все старые мерзавцы в сборе!
Геслер и Буян поставили подношения на стол; Скрипач осматривал скрипку, сняв ее со спины. Повреждения только старые, с радостью заметил он. Вытащил смычок, осмотрелся (Бравый Зуб как раз зажег фонарь) и сел на стул.
Трое друзей пялились на него.
— Понимаю. Бравый Зуб, ты вспомнил, как я играл в последний раз…
— Это был не последний раз?!
— Точно. С тех пор многие погибли. Друзья. Люди, которых мы полюбили. Их отсутствие — как раны в наших сердцах. — Он тяжело вздохнул. — Это так долго копилось внутри… Так что, старинные мои друзья, вспоминайте имена.
Бравый Зуб сел на койку и навал чесать подбородок. — Запоминай новое. Солдат, которого я послал на задание этой ночью. Он погиб. Звали его Гентур. Его приятель Ябеда был при смерти — но, похоже, сама Госпожа Удачи ему улыбается. Мы нашли парня вовремя и успели помочь.
Скрипач кивнул: — Гентур. Хорошо. Геслер, ты?
— Кульп. Боден. Думаю, также и Фелисин Паран — она вовсе удачи не изведала. Если дела шли хорошо (а было это слишком редко), она не знала, что говорить и что думать. — Он пожал плечами. — Разрушь человека изнутри, и он станет рушить все снаружи. Да, помянем и ее. — Он задумался. — Пелла, Правд.
— И Колтейн, — сказал Буян. — И Дюкер, и вся Седьмая.
Скрипач начал настраивать инструмент. — Хорошие имена, одно к одному. Добавлю еще. Вискиджек. Еж. Ходунок. И еще… не имя — дела не так плохи… пока… — Он морщился. — Звучит слишком грубо, и никакая канифоль не поможет. А, пустяки. Траур в голове просится наружу…
— Так грустно, Скрип?
— Не совсем. Вы обо мне не раз вспомните — я буду шептать, показывать, что знаю, как вы живете и что чувствуете. Садитесь же — наполни чаши доверху, Геслер — мне нужно приноровиться.
Он начал играть.
* * *Тяжелые двери в конце Крепостного Пути открывались со скрипом; на пороге показалась объемистая, горбатая фигура в плаще с капюшоном. Адъюнкт ступила на порог, и человек отошел в сторону. За Таворой в привратницкую ступили Т'амбер и кулак Баральта. Калам зашел в затхлую комнатенку последним. В воздухе висел сладкий запашок рома.
Ассасин помедлил, глядя на хранителя: — Люббен.
Тот пророкотал: — Калам Мекхар.
— Хлопотливая ночка?
— Не все ходят через дверь.
Калам молча кивнул. Он прошел дальше, на двор крепости: перекошенные плиты под ногами, слева старая башня, сам Замок справа. Адъюнкт уже пересекла половину двора. За спиной Калама отряд Антанской Гвардии отделился, спеша уйти в казармы у северной стены.
Калам покосился на мутную луну. Легкий ветерок погладил лицо, тихий и влажный. Высушил пот на лбу. Где-то сверху скрипнул флюгер. Ассасин двинулся дальше.
Вход в Замок сторожили два Когтя, не обычная охрана. Калам подивился, где же сейчас местный кулак и его гарнизон. "Думаю, в погребах, в стельку пьяные. Видит Худ, я именно так бы и поступил на их месте". Старина Люббен не таков. Жуткий горбун стар, как сам Крепостной Путь — он был тут всегда, по крайней мере с начала времен Императора. Если верить слухам, он был тут и в правление Обманщика.
Когда Калам проходил между ассасинами, те одновременно склонили головы. Насмешливый привет — или что-то худшее? Он не отвечал, держа путь в просторный холл Замка.
Там их поджидал еще один Коготь со скрытым лицом. Он повел их по лестнице.
Два уровня вверх, коридор, прихожая — Тене Баральта приказал Алым Клинкам остаться тут, взяв лишь капитана Лостару Ииль. Адъюнкт невозмутимо следила за ним; Калам испытывал искушение спросить кулака, к чему этот акт явного самоволия. Тене Баральта словно бы желает отделить себя и Клинков от всякой связи с Адъюнктом и Четырнадцатой Армией!
Вскоре Коготь повел их через проход в другой коридор. В конце обнаружились створки дверей. Калам знал, что это не обычный зал для приемов. Этот меньше — если судить по входу — и расположен в редко посещаемой части крепости. Здесь были еще два Когтя, повернувшиеся, чтобы открыть дверь.
Калам посмотрел в спину вошедшей Адъюнкта и замер на месте. Как и Т'амбер, и Тене Баральта. Лостара судорожно вздохнула за спиной ассасина.
В зале ожидал трибунал: напротив были Императрица Лейсин, Корболо Дом (в мундире Верховного Кулака) и еще кто-то, незнакомый Каламу, круглолицый и толстый, в синих шелках. Волосы у него были коротко остриженные, блеклые, блестящие от масла. Сонные глазки уставились на Адъюнкта с предвкушением палача.
