Кэтрин Куртц - Скорбь Гвиннеда
Остальные отозвались: «Аминь», сотворяя знак креста, и Кверон, как сумел, перекрестился со связанными руками. Затем несколько минут все молчали, пока тишину не прервал голос Ивейн. На сей раз слова были незнакомы Кверону:
— Теперь мы едины. Теперь мы соединились в Свете. Обратите взоры на Древний Путь. Мы не последуем ему. Да будет так.
— Да будет так, — в унисон отозвались остальные.
После чего Грегори вновь взял в руки меч и встал у северной стороны, и все выстроились за ним полукругом. Он опустился на колени и коснулся острием ступеней. Затем осторожно, чтобы не задеть сверкающий купол, Грегори поддел лезвием веревку. Развязав узел, он аккуратно уложил концы ее на ширину прохода и, вновь подняв меч, описал клинком полукруг слева направо, образуя арку. Там, где прошло острие, остался серебристый след, превратившийся во врата в куполе.
Грегори ступил в проход, удерживая меч горизонтально за рукоять и лезвие, и Кверон понял, что тот идет за ним. И по мере того, как Грегори медленно спускался по ступеням, сверкающая полоса света опускалась от меча и ложилась на пол, подобно серебристой дорожке. На нижней ступени он застыл, в нескольких шагах от Кверона, и протянул меч, касаясь стазисной вуали. Магический клинок пронзил ткань заклятья, прежде чем Целитель даже попытался вскинуть руки для защиты.
Невозможно! Такого просто не могло быть!
Кверон в смятении застыл, ибо теперь острие меча упиралось прямо ему в грудь, напротив сердца, и от него не было спасения. Оно жгло плоть, как раскаленный лед.
Но угроза меча была ничто — ибо они были здесь.
Он почти мог видеть их, теперь, когда исчезла вуаль, — Хранителей круга… грозное присутствие, заполнявшее весь зал от купола до колонн. Лишь серебристая дорожка, проложенная Грегори, дарила убежище… но Кверона отделяла от нее настоящая пропасть, хотя физически расстояние там было не больше двух шагов.
— Кверон Киневан, зачем ты явился сюда? — вопросил Грегори, и его грозный голос вернул Кверона к действительности, и он вновь ощутил касание магического меча у самого сердца. Синие глаза Грегори смотрели пристально, рука уверенно сжимала оружие, и Кверон понял, что если ответ его не удовлетворит вопрошающего, тот вполне способен поразить соискателя на месте, будь то самим клинком, или пугающей силой, действующей через меч волею Грегори.
— Я пришел… дабы связать себя узами крови, духа и жертвенности с теми, кто собрался здесь, в служении Свету, — отозвался Кверон негромко.
— Явился ли ты по доброй воле? — задал Грегори новый вопрос. — Готов ли ты отринуть все прежние узы и обязательства и, если будет нужда, отдать жизнь во имя Света?
— Да. — Кверон кивнул.
Он с облегчением увидел, что Грегори опустил оружие, хотя это отнюдь не означало, будто опасность миновала.
— Знай же тогда, — продолжал тот, — что ты стоишь перед Великой Бездной, этой темной ночью души, которую каждый из нас должен пересечь, и пересечь в одиночку, хотя бы единожды в жизни. Истинный посвященный пересекает ее многажды, в самых разных обличьях. И никому не легче от того, что прежде ему уже доводилось ступать по сему пути.
— Ты выдержал первое испытание мечом, — продолжил Грегори. Встав на колени, он положил меч между ними, так что рукоять его легла на первую ступень, а острие — к ногам Кверона. — Но главное еще впереди. Меч Справедливости по праву именуют Мостом через Бездну. Здесь, в этом месте. Бездна есть символ тех уз, что нынче тебя просили отринуть, и многие из них держат крепко. По мосту под силу пройти тому, у кого достанет отваги. Однако знай, что Путь этот куда опаснее, чем кажется.
Не сводя взора с меча, Грегори повернул его режущей кромкой вверх, так что теперь перед Квероном была лишь серебристая линия лезвия, в нить толщиной.
— Только отрекшись от всех прошлых привязанностей и посвятив себя служению Высшему, ты сумеешь достичь безопасности убежища. — Грегори вновь поднял взгляд на Кверона. — Так готов ли ты целиком и полностью предать себя Свету?
— Готов, — выдохнул Кверон.
— Тогда опусти правую ногу на Мост Меча, — велел Грегори. — И пусть решимость и вера вознесут тебя над всеми земными опасностями и искушениями.
Глава VII
И пронзит меч самое сердце твое, и помыслы сердца выйдут наружу[8]
Мост, узкий, как лезвие меча, лежал перед Квероном, — символ внутреннего испытания, которое необходимо превзойти всякому адепту на стезе постижения истины. Путь этот был нелегок, и то, что Целителю не раз в прошлом уже доводилось пересекать подобные Бездны, ничего не меняло сегодня, ибо каждый переход сопряжен был со своими трудностями.
Он знал, что никто и не ожидает от него в буквальном смысле ступать по острию клинка, но ныне его ожидало испытание, поопаснее простой стали. Он никогда не думал, что боится высоты, однако та пропасть, что зияла сейчас под ногами, вмещало не физическую бесконечность, а нечто куда более страшное. Все его худшие страхи, несовершенства и пороки смотрели на него из клокочущего водоворота, с воем клубившегося внизу, готового поглотить и разодрать в клочья его душу при малейшем неверном шаге. Неудача, возможно, и не привела бы к телесной смерти, но причинила бы неизмеримые душевные страдания, оправиться от которых не удастся и за целую жизнь — а возможно, и дольше.
Но он не позволил себе задумываться об опасности. Внутренняя сила и вера в правоту их общего дела должны придать ему силы и отвагу проделать сей путь. Он возложит все слабости на алтарь своего сердца, и пусть поглотит их пламя Испытания. Ощущая на себе пронзающий взор бессмертных, равно как и смертных наблюдателей, он опустил правую ногу на сверкающую полоску стали, моля Небо дать ему силу и поддержку.
Как он и предполагал, меч убрали у него из-под ног, прежде чем он успел на него наступить, но тончайшая серебристая линия осталась, ничуть не менее пугающая, чем сам клинок. Он шагнул раз, потом другой, неловко балансируя связанными руками, чтобы удержать равновесие. Грегори тем временем поднялся с колен, отступил на пару шагов и теперь стоял, положив меч на правое плечо, готовый протянуть руку помощи Кверону, — но лишь после того, как тот преодолеет свою часть пути через Бездну.
Каждый шаг был испытанием. Серебристая линия жгла босые ноги, подобно раскаленному металлу. И хотя в глубине души он сознавал, что ступает по каменным плитам, ощущение зияющей пропасти было настолько сильно, что все внутри у него сжималось от ужаса… и кто знает, какое восприятие было ближе к истине?
