Хаген Альварсон - Девятый Замок
Люди приветствовали его громкими возгласами, улыбались, хлопали по плечам. Ещё вчера они гоготали, представляя, как Снорри подставляет зад своему гостю. Сын Турлога не держал на них зла. Он, как и его отец, пренебрегал мнением людей.
На душе у него было тепло и солнечно. Он зашагал домой, насвистывая весёлую песенку.
Он не видел, как Эльри озадаченно скрёб бороду, пытаясь понять, а не напрасно ли поведал о своем боевом прошлом этому парнишке?..
* * *
За тот бой Этер отдал Снорри четыре гульдена восемнадцать марок. На Юге то были жалкие деньги, но для Севера — целое богатство…
* * *
Эгги до самой весны не показывался на людях: отлёживался. Сплетен от него больше не слыхали.
Снорри и Эльри зауважали в городе. Пивовара — за то, что проучил сплетника и лгуна, бродягу — за то, что проявил великодушие, одолжив Эгги секиру. Правда, Снорри предпочел бы, чтоб народ уважал его из-за пива, а не из-за поломанных костей Эгги. Это досадное происшествие, впрочем, быстро забылось: близился славный праздник Йолль, середина зимы, самая длинная и тёмная ночь, так что вирфы работали, не покладая рук. Надо как можно больше начатых дел завершить в уходящем году!
Снорри переложил все заботы по хозяйству на своего единственного гюсмана, а сам варил пиво. В каждой большой усадьбе была своя пивоварня, да только, как гласит древняя мудрость, сколько не вари, а всё мало будет. Да и потом, пиво мастера и крепче, и вкуснее, чем у самой искусной хозяйки. Кроме того, у каждого уважающего себя мастера пиво обычно нескольких сортов. Снорри себя уважал.
Иногда ему казалось, что отец рядом, смотрит на сына с гордостью, советует, напоминает, что-то бурчит, напевает: "Хорошо быть пивоваром, добрым, толстым, в меру старым…" Отец казался счастливым. Его глаза сияли, хоть и грустным был тот свет. Снорри не часто видел его таким при жизни.
Эльри тоже сиял от радости. Снорри обнаружил это случайно, и его приятно удивила эта перемена. Эльри чувствовал, что нужен, что от него много зависит, что при этом никому не будет больно и плохо. Да, Эльри Бродяга был счастлив, и девушки бросали на него любопытные взоры, когда он бывал в городе. "Тот, кто счастлив, не бывает некрасивым", — как говорят мудрые…
Снорри тогда ещё подумал, что у Эльри и Турлога Рыжебородого немало общего. Они странным образом схожи. Его отец — и его гость… его друг.
Его единственный верный друг во всём Норгарде…
* * *
…До Йолля оставались считанные дни. Выпал снег, но мороза не было. Эльри дурачился: вылепил из снега подобие Эгги Ёкульсона и воткнул ему морковку в то место, где должен быть зад. Получилось не слишком похоже, но весело. Эльри был собою доволен.
Снорри хмыкнул:
— И ты туда же!
— Привыкай, рыжий, — ухмыльнулся бродяга. — Таковы шутки истинных воинов!
— С чего мне привыкать? — фыркнул Снорри. — Я в "истинные воины" не собираюсь!
— Ох, дружище, не зарекайся! — грустно улыбнулся Эльри. — Вы же зачем-то выставляете дозоры на стенах вашего борга?
— Так мы ж не… хм… воинствуем… Это обычай такой. Ладно, пусть его. Идём, бродяга, я должен тебе кое-что показать…
* * *
…Старый Балин одиноко чернел на берегу, посреди белой тишины. Только крона серебрилась, уходя в небо.
— Посмотри-ка, совсем седой старик, — сочувственно молвил Эльри. — И совсем один.
Снорри удивился:
— Это ты про дуб?
— А про кого ещё? — подал плечами Эльри. — Тут больше никого…
И осёкся.
На снегу виднелись следы, совсем свежие.
— Наверное, какая-нибудь сладкая парочка уединилась, — ухмыльнулся Снорри.
— Нет, — возразил бродяга чересчур серьёзно. — Это следы одного.
Стараясь не слишком громко скрипеть снегом под ногами, они подошли ближе и обогнули дуб.
Там, где обрывались следы, меж заснеженных корней, сидел двергин в простой одежде лесоруба, без шапки. Ветер трогал волосы — белые, как крона Балина. При том, что седой дверг отнюдь не выглядел стариком. Разве что — пожилым, да и то… Турлог был старше.
Седовласый не обращал внимания на пришедших. Он смотрел на дуб. Вполне осмысленно. Он разговаривал с древом. Без слов. Грустно улыбался, недоверчиво крутил головой… Потом вдруг замер, прислушиваясь, насторожился… наконец кивнул. Затем — поклонился, низко, до земли, снял с пальца кольцо и одел его на нижнюю ветку. Балин, казалось, погладил собеседника.
— Не держи обиды, Старик, — произнес тот навеки сломанным голосом. — Знаешь ведь, я больше не могу. Мне всё равно. Я ухожу. Теперь не много будет с меня проку…
Повернулся и заковылял прочь. На двух пришельцев даже не глянул. Его глаза вмиг помутнели, и Снорри вздрогнул: такими глазами глядел отец в последние свои годы…
— Это Ловар Ловарсон, — сказал сын Турлога. — Он, говорят, сошёл с ума от горя, когда умерла его дочь.
— Видал я и больших безумцев, — пожал плечами Эльри. — Ты что, его хотел показать?
— Нет, конечно. Если б я хотел показать тебе безумца, вынес бы зеркало. Вот, смотри сюда, на ветви… и под корни.
В ветвях сверкало золото и серебро, прекрасное как иней, дорогое, как первый снег. Кольца, браслеты, цепочки, ожерелья. Разные фигурки из камня, дерева и янтаря. Забавные тряпичные куклы, жуткие табакерочные тролли, стеклянные шары. Ленты, расшитые бисером, и кольца разноцветной стружки. В кроне Старого Балина золото и воск равно дороги.
Меж корней же стояли горшки с кашей и брусникой, мёдом и пирогами, скиром и пивом. Кто вкушал те яства? Кто разделил трапезу с Балином?..
— Таков наш обычай, — сказал Снорри. — В канун Йолля мы оставляем ему дары, ибо он — наш хранитель. На дар ждут ответа: удача щедрому!
— А куда деваются дары после Йолля? — спросил Эльри недоверчиво.
Снорри вздохнул:
— Вот умеешь всё испортить… Большинство подарков снимают, чтобы повесить через год. Правда, иные дары исчезают, и тогда говорят, что Балин забрал себе, а дарителю бывает большая удача.
— Наверняка Балину в этом кто-то помогает, — ухмыльнулся Эльри.
— Я знал, что ты спросишь. Есть легенда, как некто Скегги похищал новогодние дары, и у него отсох…
— А легенду эту, — безжалостно оборвал Бродяга, — выдумал тот, кто больше всех помогал Балину "забирать себе". Чтоб соперников отпугнуть.
— Да ну тебя! — надулся Снорри.
— А с едой что делают?
— Раньше тут устраивали пирушку. Теперь угощаются, кто хочет…
Снорри потоптался, потом огляделся. Тишина. Снег. Оборванное небо, застрявшее в чёрных кронах деревьев. Небо серое, совсем не такое, каким оно отняло мир у Снорри, — не синее…
