. Ганнибал - Лиловый (I) (СИ)
-- А на самом деле в чем?
-- Слуга Мубаррада всю свою жизнь посвящает богу, -- ответил Халик. -- Для этого человек должен быть очень целеустремленным. Рано или поздно, впрочем, такая целеустремленность награждается.
-- На тебя... снисходит огонь? -- спросил Острон. Халик согласно кивнул. -- Я видел, по утрам, когда ты молишься... у тебя над головой реет пламя.
-- В первый раз все немножко по-другому, -- улыбнулся Халик. -- ...Страшнее, я бы сказал.
Острон задумался.
-- То есть, ты... получается, ты последний слуга Мубаррада? Так?
-- Да, -- согласился тот. -- Мои наставники давно умерли. Оставшись один, я покинул храм. Должно быть, теперь его совсем занесло песком; постройка и без того была древняя и наполовину в земле.
-- Но... тебе не жалко? Никогда не хотелось обучить этому еще кого-нибудь? Может быть, возродить храм?..
-- Нет, -- твердо ответил Халик. -- Время слуг Мубаррада подошло к концу.
-- А я бы хотел этому научиться.
-- Ты не смог бы, парень. В тебе нет чего-то... не могу сказать, чего, но нет, и все.
Острон огорчился было, но верзила глянул на него и улыбнулся:
-- Я не имею в виду, что это плохо. Просто... не твое это. Я научу тебя, чему смогу, это я обещаю. Всяким там многочисленным древним техникам лучших мечников Мубаррада, -- он расхохотался. -- На самом деле их шесть, и не такие уж они и сложные.
-- А умению управлять огнем? Ведь ты можешь? Почти как Одаренные, так сказал Муджалед.
-- Что он знает, этот Муджалед, -- буркнул Халик. -- Небось в детстве наслушался сказок. Нет, Острон, самое большее, что я могу -- поселить пламя на лезвии ятагана. И этому я тебя учить не буду. Чтобы управлять огнем, нужно учиться много лет. У нас с тобой их нет.
В глазах слуги Мубаррада ему в тот момент померещилась легкая грусть; Острон вопросительно посмотрел на Халика, но тот больше ничего не сказал.
***
Вечером Острон напялил кольчугу и гордо продемонстрировал ее Сафир и дяде Мансуру, пользуясь тем, что Адель еще не вернулся. Дядя усмехался себе под нос, а Сафир смеялась, слушая, как он рассказывает о прошедшем дне.
-- А на стрельбах мне сказали, что я и так хорошо владею луком и могу вовсе не приходить, -- опять похвастался Острон, размахивая руками. -- Эта женщина, которая занимается обучением, заставила меня стрелять и так, и этак, а потом прогнала, потому что учить меня ей нечему!
-- Женщина? -- глаза Сафир блеснули.
-- Ну да. Ее зовут Сумайя. Вид у нее суровый, честно! Такая высокая, почти одного роста со мной, и одевается как мужчина, даже носит кольчугу.
-- Сумайя почти с рождения живет в Тейшарке, -- неожиданно заметил Халик, все еще валявшийся на тюфяке. -- Когда-то она была обычной домохозяйкой, но потом ее муж погиб во время крупного нападения на восточном посту, и с тех пор ее будто подменили. Говорят, что на ее счету уже несколько сотен одержимых, и даже Усман ее побаивается.
-- И она стреляет из лука? -- девушка немедленно обернулась к слуге Мубаррада. Тот кивнул.
-- О да, и еще как стреляет. Я сам видел; руки так и мелькают, а стрелы она пускает одну за другой. На мечах она, может, посредственный противник, но ты к ней попробуй сначала подберись со своей железкой!
Сафир улыбнулась сама себе. Острон, потерявший нить рассказа, сдулся и плюхнулся на подушку. К тому же, в этот момент в зал вошел Адель, на котором был надет алый халат с кушаком, и ему тут же стало не до рассказов.
Несмотря на усталость, той ночью Острону не спалось. Рассказы Халика, события ушедшего дня не давали ему покоя; он лежал навзничь на соломенном матрасе, глядя в потолок, и представлял себя то слугой Мубаррада, -- конечно, если бы Халик когда-нибудь передумал насчет своего решения, -- то генералом Тейшарка.
Луна давно уже стояла над городом, когда Острону захотелось попить, и он спустился на первый этаж.
И услышал тихое всхлипыванье.
Обеспокоившись, он рванулся туда, откуда доносился звук, и не подумал, что его присутствия могли не желать.
Здание постоялого двора было обнесено навесом, в дневное время защищающим от солнца; недалеко от входа во дворе под навесом стояли два столика и низкие складные стулья, на которых длинному Острону было совершенно неудобно сидеть.
Он вынырнул во двор, шагнул под навес и обнаружил, что на одном из стульев съежилась Сафир, закрыв лицо руками.
-- С-сафир? -- мгновенно оробев, окликнул ее Острон.
Она замерла и перестала вздрагивать.
-- Уходи, -- прошептала она. -- Оставь меня.
-- Но Сафир... что-то случилось? Почему ты плачешь?
-- Просто уйди!
Он подошел к ней и опустился на колени, на шершавые камни, заглядывая девушке в лицо.
-- Я не могу уйти и оставить тебя в таком состоянии, -- честно сказал Острон. -- Кто-то обидел тебя? Это Адель?
-- Идиот, -- она наконец опустила ладони, и ее мокрые щеки блеснули в тусклом лунном свете.
-- Ага, я идиот, -- с готовностью согласился Острон и взял ее руки в свои. -- Я вечно не могу понять, что ты имеешь в виду. Знаю тебя столько лет и никогда по-настоящему не понимал тебя. Но мне грустно смотреть, как ты плачешь, Сафир.
Она улыбнулась дрожащими губами.
-- Обними меня, -- попросила она.
Острон выпрямился на коленях и послушно привлек ее к себе, прежде чем сообразить, что делает. Потом тихо спросил ее:
-- Зачем?
-- Дурак, -- просопела Сафир у него на груди.
-- Ну ладно, -- покорно сказал он и замолчал.
Она по-прежнему плакала, и ее плечи тряслись, и Острон чувствовал, как намокает его рубашка. Еще он вдруг понял, что ей это нужно.
-- Я ненавижу плакать на глазах у всех, -- прошептала наконец девушка, немного успокоившись. -- И все это время я старалась держаться... как вы. Не быть вам обузой. Но ведь... но ведь мне все равно больно. И очень грустно... Я все это время пыталась не думать о том, что произошло с нашим племенем, не думать о маме, папе и Хафаре, но... н-но... иногда я все равно вспоминаю... и тогда не могу удержаться... и плачу.
Он остолбенел. Резкое осознание обрушилось на него; Острон только теперь задумался о том, что ведь Сафир потеряла всю свою семью в ту роковую ночь. И все это время она держалась с поразительным мужеством, будто ничего и не произошло.
-- Ты... удивительная, -- честно сказал он, гладя ее по спине. -- Наверное, самая сильная женщина из всех, что я знаю. Я бы на твоем месте, наверное, совсем расклеился.
-- Да нет, ничего я и не сильная, -- всхлипнула Сафир. -- Я просто... поначалу я никак не могла поверить в случившееся, мне все казалось, что это какая-то... шутка... или сон... что вот мы съездим в Тейшарк, а потом вернемся, а наше племя будет в том же самом оазисе, и все живые и здоровые... и мне так повезло, что вы, дядя Мансур и ты, были со мной. Одна я бы точно пропала... ведь даже когда все было очень плохо, и мне было так страшно, что коленки тряслись, я всегда где-то внутри была уверена, что все станет хорошо и что вы защитите меня.
