Катерина Шишканова - Янтарин
— Спасибо, — не глядя на спасителя буркнула девчонка и принялась яростно оббивать с одежды пыль.
— О, совершенно не за что, — незнакомец облокотился о стену, явно никуда не торопясь. Фелиша мельком глянула на него из-под рассыпавшихся волос. Весьма незаурядная личность — брови будто углём нарисовали, тонкие, изломанные, словно крылья парящей чайки. Скулы острые и вытянутые, а на губах непонятная сдержанная ухмылка — точь-в-точь оскал. А вот глаза… Фелиша могла поклясться, что таких огромных она не видела никогда и ни у кого. Даже прищуренные до щёлок они казались возмутительно большими. Единственным изъяном оказались уши — вопиюще большие и оттопыренные. Одно из них — левое — было обезображено рваными лоскутами плоти, наверняка попал в объятья к лесной кошке. Фелишу передёрнуло — Диметрий тоже имел подобное увечье. И не одно. На его красивом лице было как минимум три изъяна — одно он получил, когда отправился на первую охоту с отцом. Тогда загнанный волк, вместо того, чтоб принять свою участь, располосовал щеку ещё совсем юного наследника янтарной короны, второй достался в подарок от разъярённой мавки, так и не сумевшей соблазнить смертного принца на Пьяную Луну. Диметрий не любил про это хвастаться — не кривил вызывающе порванную нелюдью губу, как другие счастливчики, не дотрагивался до неё, желая привлечь лишнее внимание, и вообще угрюмо отмалчивался, если кто-то спрашивал про увечье. Последний шрам долго не зарастал, багровел крестом на той же исковерканной щеке. По этой метке даже не знавшие принца в лицо узнавали его и почтенно склонялись перед единственным смертным, сумевшим подобраться к некроманту на расстоянии клинка. И получившим от того своеобразное клеймо смертника.
Единственный шрам наёмника хоть и вклинивался в его красивое лицо, нарушая правильность черт, не был таким уж безобразным. При дневном свете его метины вообще практически сглаживались, если особо не присматриваться, так и не заметишь. Вечерами у костра или в лучах заката крученые бугры старого ожога словно отыгрывались за день — вылезали рваными тенями, искажая левую часть лица до неузнаваемости. И тем не менее Фелише не было противно. То ли потому что за плечами у неё была практика с Диметрием, то ли просто потому, что даже обезображенное ожогом, лицо Гельхена оставалось лицом человека. Хмурого, ворчливого и всё же, когда он улыбался даже шрам не мог спрятать ямочки на левой щеке…
Одежда явно с чужого плеча, причём судя по её состоянию — точно не с одного. Штаны, самые простые, холщёвые, были утыканы заплатками разного рода и цвета. Короткие и широкие, только шнурок на пузе позволяет не соскользнуть с сухого поджарого тела. Наверняка у пахаря спёр, эти единственные штаны носят даже тогда, когда заплаток на них больше, чем, собственно, штанов. Вышитая же шёлком рубашка навевала на мысли скорей о сундуке какого-нибудь местного феодала. Красная — значит, феодал собрался жениться. Обувь… А вот обуви не было — парень стоял босой и ничуть от этого не страдал, судя по задорно шевелящимся пальцам. С загнутыми волчьими когтями. Оборотень!
Фелиша ломанулась через живую изгородь даже быстрее, чем осознала свои выкладки — просто нырнула в кусты, мгновенно исцарапав всё тело, и вылетев с другой стороны чуть ли не на четырёх бросилась к воротам.
За спиной кто-то чертыхнулся, но погони девчонка не почуяла. Перед самыми воротами обернулась: мужчина исчез, словно его и не было.
Облегчённо вздохнула и выскочила в ночь к лесу.
Влажные леса Нерререна — естественная граница — остались позади, разойдясь за спиной тёмно-зелёной волной от юга до севера. За ней в такой же зелёной дымке виднелись нечёткие шпили далёкого горного массива. Очень далёкого.
Вряд ли Фелль успела добраться до него так быстро. Феликс вздохнул и откинулся на сидении, непроизвольно сжав в руках янтарный кулончик. Уже неделя прошла.
Пейзаж за окном сменился — яркая зелень пожухла и осыпалась, трава всё чаще перемежалась мёртвой бесплодной землёй. Сначала Феликс не обращал на это внимания. Тихонько хандрил в карете, неопределённо угумкая на вопросы Хольта, время от времени вспоминающего о своих обязанностях сопровождающего. Но начальник тайной службы был человеком не самым разговорчивым, по крайней мере в компании с "девушкой", поэтому разговор обычно заканчивался с первым же предложением. А потом Феликс вспомнил о прощальном подарке сестры и принялся тайком зарисовывать пейзажи. И вот тут заметил их потрёпанность и… неправильность.
Нерререн никогда не отличался обилием рек и пресных озёр, как южная Феклиста, не мог похвастаться богатыми залежами серебряных рудников в отличие от островной Геоны, и даже не имел повода поплакаться по поводу перенаселения нелюдей, в отличие от Янтарной Говерлы, имеющей на это полное право (хотя основная масса драконов гнездилась тоже здесь, но по этому поводу Грэхем имел двоякое мнение — жрут, конечно, много, и не только коров, но и василиски через границу не лезут, хотя очень даже не против). Самой яркой и самой приемлемой причиной, чтобы перебраться в Нерререн, была земля — плодородный чернозём, заставляющий умываться крокодильими слезами даже утопающую в достатке Геону. Хлеб, вино, лес — не удивительно, что отец Архэлла наплевал на… хм… наплевательское отношение Фелиши к сыну и всё же согласился на её приезд — заступничество пусть даже и недоделанного феникса заставило ближайших соседей отказаться от идеи заполучить лакомые земли силой.
Не было чернозёма. Виноградники, поля, даже обычные поселения — ничего. Пустошь.
На исходе второго дня, когда зашептались даже чёрствые к природе воины, Феликсу стало не по себе. А потом атмосфера как-то слишком быстро изменилась — из настороженной перетекла в напряжённо-ожидающую. Багровая физиономия Хольта нарисовалась в окне, диким взглядом метнулась по убранству кареты и вновь исчезла, удалившись куда-то вниз, к земле.
Вернее, это карета кувыркнулась в воздухе, приложив закрытого в ней всеми человеческими неровностями о пол и потолок, поменявшихся местами. Гарь и рёв ворвались под треснувшее днище, ставшее потолком, чьи-то когти полоснули дерево, где-то шумели воины. Всего на одно счастливое мгновение Феликсу показалось, что всё это дурной сон — откуда в благословенных отсутствием аномальщины землях Нерререна взяться здоровенной огнедышащей твари, да ещё и в такой близи от столицы?
"Не огнедышащий", — мимоходом отметил Феликс, когда сквозь разбитое днище просунулась тусклая морда ящера и раззявила пасть. Ни огня, ни плазмы, только смрадное дыхание и немного гари. "И маленький какой", — тут же внесло подсознание свою лепту.
