Кирилл Манаков - Эдем 21
Стоял солнечный полдень, и на постоялом дворе было мало народу. Двое, наверное, торговцы, что-то оживленно обсуждали за угловым столом. Трое посыльных в зеленых накидках попивали пивко в ожидании заказчиков. И в центре зала приканчивал жареного на вертеле цыпленка человек в кожаном колете и ботфортах, с длинным и узким мечом на потертом поясе. Широкополая шляпа лежала рядом на столе. Совсем молодой, почти мальчишка, скорее всего — выпускник орденской Школы, не поступил в Университет, не прошел экзамен в Магистрат, вот и подался в Искатели. Ничего, побродит годик, дойдет до дальних пределов, понаберется ума-разума, а там и до Мастера дорастет, а то и до Рыцаря… Если, конечно, не сгинет где-нибудь в пути.
Совсем в углу, старик в надвинутой на глаза широкополой шляпе, глубоко откинувшийся на спинку стула играл на гитаре и негромко напевал. Виктор Александрович прислушался:
Пусть сегодня для вас приготовлен сюрприз
Нет чудес — что же будут отныне.
И вот уже я благородный маркиз,
И вот уже вы — дорогая графиня
Это была старая баллада, которую они, еще совсем мальчишки, пели, собравшись в круг, в спальне Орденской Школы.
С гитарой и шпагой я ночью крадусь,
Я знаю, что ждет ваш приветливый дом,
Но на перекрестке случайно столкнусь
С графом, давнишним и злобным врагом.
Старик пел для себя, не думая, что его кто-то слушает, пел низким чистым голосом
И скрестятся шпаги, и встретится сталь,
Пусть шпага рассудит обычным судом,
И право, поверьте, что вам будет жаль,
Когда упаду я под вашим окном.
Виктор Александрович вспомнил, как дрожащее пламя свечи освещало серьезные и решительные лица мальчишек, ничего не понимавших в любви и смерти, но попавших под очарование музыки и рифмованных слов.
Я тихо внимаю сердечному стуку
И вашему плачу не верить не мог,
Когда мне разжали сведенную руку,
Сжимавшую крепко горячий клинок.
Верю вам, эта вера меня не покинет,
Встречу вас, если правда загробная жизнь,
До свиданья, моя дорогая графиня,
До свидания, мой, благородный маркиз.
Старик взял последний аккорд, налил из кувшина вина и медленно осушил кружку…
Когда лошади отдохнули, они продолжили путь, теперь уже без остановки до самого Замка. Дубовые рощи и дикие ольховники сменились ровными рядами вишневых садов и зелеными стенами виноградников. К дороге жались крестьянские дома, огороженные плетеными заборами. Движение стало оживленнее, запряженные волами повозки тащили поклажу, у обочины не спеша покачивались чинные крытые дилижансы, вдоль дороги рысью трусили посыльные с заплечными сумками. Домов становилось все больше, и, наконец, они въехали в город, вернее городок, прижавшийся к стенам Замка. Вымощенная известковыми блоками дорога привела их к воротам. Это были легендарные ворота — каждая створка изготавливалась из одного огромного куска дерева, растущего только здесь, в Эдеме, у Северного предела. Каждый сантиметр покрывала тонкая резьба, а по краям створки были окантованы позеленевшими от времени литыми бронзовыми пластинами.
Стражи отсалютовали алебардами, Виктор Александрович, уже накинувший поверх костюма алый плащ, гарцуя на скакуне, ответил церемонным поднятием руки. Они проследовали в покои Московского Магистрата, расположенные в восточном крыле замка. Виктор Александрович с наслаждением принял душ и переоделся в парадное облачение Магистра, тяжелое и жесткое, но более привычное и комфортное для него, чем костюм ручной работы от Бриони.
В Малой Ложе Совета уже начали собираться пригашенные, в основном Рыцари, хотя было и несколько белых плащей Магистров. Виктор Александрович увидел Дональда, оживленно беседующего с несколькими Рыцарями. Заметив Виктора Александровича, Дональд издалека дружески рукой поприветствовал его, но беседы не прервал.
Мастер Церемоний выходил из дверей покоев Великого Магистра и вызывал удостоившихся аудиенции. Наконец, он огласил, что для отеческого наставления приглашаются Магистр Московского Магистрата и Магистр Средиземноморского Магистрата.
Великий Магистр никогда не принимал Магистров, сидя на своем троне из черного дерева, покрытым пластинами из золота и слоновьей кости. Эти церемонии он оставлял для простых Рыцарей. А Магистры все равны. Хотя кто может поставить знак равенства между Магистрами пусть двух самых влиятельных Магистратов, и Великим Магистром, главой самого могущественного Ордена за всю историю человечества. В руках этого старика, которого, правда трудно назвать стариком — шаг его тверд, рука крепка, а ум быстр — как и много лет назад, сосредоточена немыслимая власть. Одно его повеление — и могучие государства превратятся в руины, сильные мира сего — обращены в прах, войны прокатятся по континентам, или наоборот воцарится мир. Только глупцы могут с пеной у рта доказывать, что решения принимает Конклав. Но глупец никогда бы не стал Магистром.
Глава Ордена сердечно приветствовал Виктора Александровича и Дональда, ни словом, ни жестом не делая никаких различий между ними, хотя злые языки утверждали о его особой расположенности к Магистру Средиземноморскому Дональду Рауху.
— Прошу вас, братья, Магистры, — скрипучим голосом произнес Великий Магистр.
Они уселись за огромный круглый стол, где обычно проводятся заседания Конклава. По слухам, правда никем не подтвержденным, это и был легендарный круглый стол короля Артура. Но Виктор Александрович в этом сильно сомневался, скорее у короля Артура был стол из английского дуба, а не из полированного черного дерева.
— Я попросил вас присоединиться ко мне в моих размышлениях, поскольку почувствовал я в своем сердце тревогу и беспокойство, — Великий Магистр пожевал губами и задумчиво посмотрел на стену покоев, увешанную в девять рядов головами драконов. Всего голов было девяносто девять. Он продолжил: — когда Конклав принял решение о проведении Очищения, наши сердца возрадовались, ибо понятно, что люди погрязли в грехе, и путь, выбранный ими, суть путь греха. А не наш ли святой долг искоренять грех? И можем ли мы допустить, что бы грех торжествовал?
Великий магистр снова пожевал губами.
— Итак, дети мои, решение, принятое Конклавом, было ожидаемым и радостным. Но…
Он мастерски выдержал паузу, Виктор Александрович понял, что за этим "но" последуют неприятности. Не вызвали же его срочно к Великому Магистру для получения отеческой благодарности. И он не ошибся.
