Светлана Крушина - Путь Богини Мудрой
Иногда, случалось, его прогоняли, и тогда приходилось потуже затянуть пояс. Перетерпеть голод неожиданно оказалось труднее, чем в храме, где, бывало, он по нескольку дней пил одну только воду… Может быть, потому, что образ жизни при храме не подразумевал сколько-нибудь серьезных физических усилий. И вообще прежнее житье, при всей своей видимой скудности, было гораздо комфортнее нынешнего. Раньше Лионелю не приходилось часами брести по солнцепеку, или под дождем, не приходилось глотать дорожную пыль и сбивать ноги в кровь.
А главное, рядом не было никого.
Никого.
Еще совсем недавно Лионель наивно думал, что любит одиночество. Что ему хорошо одному. Оказалось — ничего подобного. Одному было плохо. Просто ужасно.
В обществе людей было тяжело, наедине с собой — жутко. Душевный разлад нарастал. По ночам Лионель лежал без сна, глядя в небо или (в удачную ночь) в щелястый навес над головой, и думал, думал, думал… Никакого будущего он для себя не видел.
К тому же, приближалась осень. Летом, когда тепло, можно пережить ночевку под открытым небом. А осенью, когда зарядят дожди? А зимой? Следовало бы позаботиться о зимовке. Но Лионель просто не мог заставить себя думать об этом. Не мог заставить себя прилагать усилия к тому, чтобы продлить никому — и в первую очередь себе самому — не нужную жизнь. Гораздо проще было отдаться на волю Борону, который никогда не упускал возможность заполучить в свое царство пару-тройку новых душ.
Но инстинкт самосохранения, кажется, все-таки работал, несмотря ни на что. Незаметно для себя Лионель в своих странствиях продвигался на юг. Туда, где никогда не бывает снега и круглый год тепло.
* * *На исходе лета Лионетта пришла в храм Перайны, отыскала Лекада и попросилась к нему в помощницы.
— Не могу больше оставаться дома, сил нет, — пожаловалась она. — Целыми днями маешься средь четырех стен, от мыслей с ума впору сойти. А здесь для меня, быть может, найдется работа. Вы ведь знаете, мэтр Лекад, я многое умею. Лионель… научил меня.
На имени друга голос Лионетты чуть дрогнул. Лекад внимательно взглянул в ее лицо, до самых глаз прикрытое покрывалом. Печальный и потухший взгляд, невыразительный и тихий голос… А ведь какая славная, смешливая была девочка! Даже когда после пожара она жила при храме, трудно и долго выздоравливая, в ней было больше жизни, больше света… потому что рядом оставался Лионель. А нынче Лионель ушел, и вместе с ним ушла и жизнь, угас свет.
Но девочка, однако, права. Если она будет занята делом, времени на слезы и воспоминания не останется. Глядя на страдания несчастных, которые будут окружать ее, она скорее позабудет о собственном горе. Правда, госпоже Аманде вряд ли понравится, что ее дочь снова покидает родной дом ради храма. Но Лекад сам решил поговорить с ней и объяснить, почему Лионетте лучше быть среди людей и заниматься делом.
— Хорошо, — сказал он девушке. — Твоя помощь будет кстати. Пойдем, покажешь, что ты умеешь.
— Прямо сейчас? — она взглянула на него почти обрадовано.
— Конечно.
Обнаружилось, что Лионель действительно многому научил свою помощницу. Она отлично умела накладывать повязки, сохраняя присутствие духа при виде самых страшных ран и гнойных язв. Разбиралась в травах. Знала, где какие травки нужно искать и когда срывать, умело разбирала их и раскладывала для просушки. Лионель, как видно, поручал ей не только ступку и пестик, но и полагался в более важных и ответственных делах. Для любого лекаря такая помощница, как Лионетта, стала бы просто подарком небес. Кроме того, она была терпелива и приветлива с больными, как мало кто из посвященных служителей Перайны. И хотя некоторых из ее подопечных поначалу отпугивало ее увечье, они вскоре переставали его замечать и искренне привязывались к девушке.
Лекад присматривался к Лионетте с неделю, а потом предложил ей пройти посвящение и остаться в храме насовсем. По его мнению, так было бы лучше для всех. Занявшись делом, Лионетта немного ожила и повеселела. Во всяком случае, на людях. Замуж она идти не хотела, и откровенно призналась в том Лекаду. Ивон, правда, пытался опекать ее, но она по-прежнему не обращала на него никакого внимания. Лекаду она сказала, что Лионель был единственным человеком, которого она согласилась бы назвать своим мужем. Но союз с ним невозможен, а ни за кого другого она замуж не пойдет.
Предложение Лекада неожиданно ее удивило.
— Мне — принять служение Перайне? — переспросила Лионетта. — Нет, что вы, это невозможно.
— Почему? Ты обладаешь качествами, которые угодны Богине, ты многое знаешь и умеешь.
— Вы лучше меня знаете, что этого недостаточно. Чтобы служить Богине, нужно любить ее. А этого я не могу.
— Хочешь сказать, что твоя любовь к Лионелю настолько велика, что не оставляет места для другого чувства? — догадался Лекад. — Но любовь к человеку не может тебе помешать любить Богиню. Эти чувства отнюдь не исключают друг друга — напротив, дополняют.
Лионетта печально покачала головой.
— Вы не понимаете, нет. Лионель для меня и есть Бог.
Лекад мягко накрыл ее маленькую, стянутую ожогами руку своей ладонью.
— Нельзя так говорить. Это ересь, девочка.
— Неважно, как вы это назовете, мэтр Лекад. Для меня так есть и так будет всегда.
* * *К осени Лионель с ужасом обнаружил, что отказ от использования магической силы ни от чего его не убережет. Поток, подобно бурной реке, запертой плотиной, давил на его закрытое наглухо сознание и грозил вот-вот сокрушить преграду. Магическая энергия требовала выхода. Трудно было даже представить, чем обернулось бы это стихийное истечение силы, которое началось бы против его воли.
Ее давление Лионель ощущал даже во сне. Его буквально с ума сводила мысль, что магия вырвется из-под его контроля ночью, когда он будет спать.
Что же ему делать? — вопрошал он Гесинду (ничуть не надеясь на ответ). Воспользуется он магией или нет, все равно как ее носитель он потенциально опасен. Любое его заклинание может обратиться стихийным бедствием. Если же он откажется от использования заклинаний, рано или поздно его взорвет изнутри. Вечно избегать людей невозможно… Так что же ему делать?
Богиня молчала. Лионель, который с детства ощущал рядом ее присутствие (вроде ласкового материнского взгляда), теперь чувствовал только пустоту.
Не получив никакой поддержки от Двенадцати, он свернул с дороги и пошел через сырой от росы луг. Спустился в неглубокий овраг, по дну которого бежал ручеек. От мокрой земли тянуло осенним стылым холодом. Лионель огляделся — вокруг никого. Медленно, через силу, он вытянул перед собой руки.
