Александр Меньшов - Бледное солнце Сиверии
Огонь, тошнотный запах горящего человеческого мяса, мольбы о помощи… Это Эльджун.
Для кого-то он огромный красивый лесной край, находящийся на западе Святой Земли. Но это только для кого-то…
Холодок, известный на своей вотчине под именем Фард, один из наследников древнего рода Торвистов, только-только прибыл в порт Лиги на Асээ-Тэпх. Рядом стояли его товарищи, с которыми проходил нелёгкую ратную науку. Все шутили, смеялись.
Подошедший десятник, относительно молодой, но уже мнивший себя ветераном, громко вскомандовал следовать за ним.
— И куда это нам? — бросил кто-то из парней.
— В Северную парму.
— Куда?
— На Эльджун. А вы думали Святая Земля это только Асээ-Тэпх?
Вот так начался первый день службы на далёком аллоде. Отряд без особых происшествий добрался до места назначения и новичков расположили в казармах. Месяц пролетел, как один час.
Но вот тот день врезался в память навсегда. Обычно люди с очень ранимыми душами, в таких случаях говорят, что они пережили такую страшную боль, которую не передать никаким словами.
Всё началось с небольшой стычки в Нескучном лесу. Молодые ратники возвращаясь из лесного лагеря, когда натолкнулись на небольшой имперский отряд. Знай они, что перед ними «Неприкосновенные», то ещё бы сто раз подумали нападать или нет. Но молодой командир отдал другой приказ.
Подумаешь десять орков! Да с ними справится — минутное дело.
— Вперёд, ребята. За Лигу!
Всё, что запомнилось Холодку, так это мчащийся из кустов тяжёлый болт, пробивший кольчугу у левого плеча. От удара парня отбросило назад, и он с силой стукнулся затылком обо что-то твёрдое. Холодок надолго запомнил тот жар, захлестнувший всё тело, и потом сумасшедшую боль.
Нет, он не крикнул. Стиснул зубы, и они заскрипели, словно трущиеся друг о друга каменные глыбы.
«Неприкосновенные» — об их подготовке ходили легенды… История одна другой страшнее.
Двое товарищей отволокли тело Холодка в кусты, и бросились на подмогу своим.
Огонь, пытки… Холодок видел, как орки отрезали ещё от живых людей их члены — пальцы, руки, ноги, уши, языки. Видел, как снимали кожу с какого-то разведчика…
Он кричал. От этого безумного крика у Холодка кровь застыла в жилах.
Так люди не кричат. Они просто не могут так кричать… Разум отказывался воспринимать действительность.
Холодок не испугался. Просто у него не было сил подняться и помочь. А душа так рвалась туда. Рвалась на ту поляну, чтобы спасти ребят.
Вместо этого, он лежал в густых кустах, силясь удержать своё сознание…
У Мишки Длинного со спины срезали несколько широких лоскутов кожи. А потом ими же привязали к стволу дерева, расплавили в чьём-то шлеме его серебряный оберег с образом Святого Тенсеса, и через рог, у которого обрубили острый конец, залили в рот.
Мишка дёрнулся. Видно было, как вздулись вены на его толстой шее.
Орки громко смеялись.
— Что, не помог тебе твой Тенсес? — и снова загоготали.
Командиру отрубили ноги по колено. Раны прижгли факелом. А чтобы не потерял сознание, облили водой из фляги.
Потом отрубили руки по локоть: по-деловому неспешно привязали к кисти верёвку; один громадный орк с силой её натянул, а второй поднял топор и одним лёгким махом отсёк руку. Потом вторую… Раны снова прижгли…
Потом сняли рубаху. Тот орк, что держал руки, вытянул нож и сделал длинный надрез на животе.
Выступила тёмная кровь… Холодок видел из кустов, какая она густая и липкая…
Следующий надрез, уже глубже… Казалось, что лопнул рыбий пузырь. Был такой характерный хлопок… Холодок до сих пор его слышал.
Из разреза выглянули кишки в жёлтых жировых прожилках.
Орк всунул руку, чуть ли не по самый локоть, и вытянул внутренности наружу.
Командир ещё раз надрывно крикнул что-то про Лигу и затих.
Но смерть ещё к нему не пришла. Он лишь потерял сознание. Вот только, когда его бросили в костёр, он снова пришёл в себя и несколько минут кричал…
С Ивара, которого все звали Рыжим, сняли скальп…
Еще с неделю, с того времени, как Холодок пришёл в себя в форте в Северной парме, он рвался отомстить. Душу раздирала мысль о том, что из всех своих товарищей, он лишь один остался жив. И при этом никак им не помог.
Его сочли просто безумным, и мало того — опасным для своих же.
— Отомстить?
— Я не трус! — пылая гневом, кричал Холодок.
Ему казалось, что сейчас все вокруг только это о нём и думают.
Стыдно! Ему было стыдно до ужаса! И он ничего не мог с этим поделать. Душа разрывалась внутри от этого стыда и собственным оправданием. Ведь он просто не смог, был ранен и потому не смог помочь своим друзьям и товарищам. Они они же затянули его в кусты, а не он сам туда трусливо уполз.
Но как это сейчас доказать?
Почему же я остался в живых? — вопрошал Холодок сам себя. — Почему не умер?
Сейчас любая смерть ему казалось лучшим вариантом, чем то, что он из всего отряда единственный, кто выжил.
— Знаем, но ты не прошёл испытания Святой Землёй, — сказал сотник. — Вижу, парень ты хороший. Потому я рекомендовал тебя… в Сиверию. Там Защитники тоже нужны…
— Не посмеете!
Но они посмели. А Холодок до сих пор никак не мог успокоить свою душу…
— Вон, за часовенкой, — тихо прошептал Семён. — Вижу двоих.
— А я за тем кустом, слева от телеги, — сказал Добрыня.
— На склоне прячется шаман, — добавил Игорь.
— Сейчас выпущу несколько стрел, — сказал я, — и тем попытаюсь расшевелить это осиное гнездо.
— Тебя быстро засекут, — сказал Семён.
— На то и надеюсь. Вы все обойдёте солеварню с двух сторон по флангам, и когда гоблины потянутся ко мне, нападёте сзади.
— Смотри, в нас не попади! — зло проговорил Холодок.
Мы встретились взглядами.
— Если возле меня бабахнет, — продолжил парень, — то…
— Если возле тебя бабахнет, — перебил его я, — никакого «то» уже не будет. Твои кишки намотаются на еловые ветки, а голова перелит на ту сторону озера.
Холодок закусил губу и опять гыркнул.
— Расходимся! — проговорил Добрыня. — А ты, Холодок, не бойся. Я с тобой пойду и если что, то и моя башка полетит с твоей.
Тут он мне подмигнул и пошёл по правому флангу.
Я чуть обождал, пока ратники не заняли удобные позиции, и вышел вперёд. Скрываться не было смысла, потому приблизился на удобное для стрельбы расстояние.
— Взрыв!
Стрела по высокой дуге потянулась вперёд и воткнулась в сугроб у одинокой телеги. В воздух поднялись комья снега вперемешку с землёй. Деревянные перекладины телеги вспыхнули и загорелись.
