Артур Баневич - Где нет княжон невинных
— Получай, сопляк! За бабку! За прабабку! За прапрабабку! — Петунка молотила метлой, как крестьянин цепом, если решит во что бы то ни стало побить рекорд по обмолоту хлеба и попасть в «Книгу Гуписса». Многого она не добилась, потому что уже после первого неуверенного шлепка Пискляк начал защищаться, размахивая хвостом и прикрываясь крылом. Он пытался отразить натиск Петунки, в то же время нападая на Дебрена и Ленду. Слишком поздно: магун успел отворить дверь мойни, а девушка — сунуть в образовавшийся просвет конец древка. Стало ясно, что этот бой грифон проиграл.
Уродец был слишком велик, чтобы протиснуться в дверь, но и слишком мал, чтобы за несколько бусинок развалить мойню. А времени в его распоряжении оставалось совсем немного: люди были вооружены, и долгий штурм закончился бы для него трагически. В этом у него скорее всего был определенный опыт, потому что, едва жертвы скрылись за порогом, он ловко увернулся от метлы и длинными прыжками помчался в глубь двора.
— Двери! — Петунка захлопнула у Дебрена перед носом дверь мойни. — В дом! Скорее, пока он не начал кидать!
Несмотря ни на что, Дебрен прыгнул бы за ней. Если б они были одни в по-прежнему жарком, заполненном паром помещении. Но здесь был кто-то еще.
Что-то черное и большое ринулось на него с потолка. Он поднял руку, заслоняясь арбалетом, как щитом. Услышал щелчок собачки, треск ломающегося дерева, а потом что-то жесткое и тяжелое обрушилось на него.
— Сколько пальцев? — Голос был такой же, как рука, поднимающая ему голову, — шершавый снаружи, теплый и нежный немного глубже. Ясный. И рука была приятная, хоть причиняла боль мышцам. — Дебрен? Ты понимаешь, о чем я спрашиваю?
Что-то светлое летало у него перед глазами. Вторая рука.
— Пя… пять? — пробормотал он. В голове гудело, но не настолько, чтобы не услышать, что девушка ругается себе под нос.
— Это ничего. — Когда она заговорила, голос был совершенно другой. Спокойный и почти искренний. — Пройдет. Ты плашмя получил. К тому же здесь темно. Я сама едва руку вижу.
Так. Дебрен начинал понимать.
— Он отгрыз тебе пальцы? — пошутил он, прикрывая глаза. Было тепло, даже жарко.
— Что? — Она пошевелилась — возможно, для того, чтобы заглянуть ему в лицо. Только теперь он сообразил, что лежит голый на животе на деревянной скамье, а она сидит рядом. Под головой была подстилка из пихтовых веток, прикрытых льняным полотенцем, а на спине — рука Ленды.
Нормальное зрение вернулось мгновенно. Само, без колдовства. Чума и…
— А, ты о нетопыре спрашиваешь, — догадалась она. — Нет, он ничего не добился, крыса отвратная. Я хватанула его крючком по этому… ну, понимаешь.
— Как меня алебардой по лбу?
— Злишься? — неуверенно спросила она.
— Ннн… нет. Ленда… Можно спросить?
— Нет. — Что-то изменилось в ее голосе. — Сколько пальцев?
— Этих? — Он коснулся подсунутой ему под нос ладони. Несмотря на глубокий мрак, он видел следы царапин. Сначала мост, потом бег через заросли и грифон, затем еще нетопырь, запертый в тесном помещении. И наконец он. Ей пришлось здорово намаяться, чтобы его раздеть и уложить так, чтобы не добавить новых ран и синяков к уже имеющимся. И не добавила. Он был в этом уверен.
Такая имела право на поцарапанные руки. И на то, чтобы к ним прикасались как можно мягче, одними подушечками пальцев.
— Этих пять. В том числе выпрямленный один.
— Хорошо. Раз уж ты пришел в себя, то надо кое-что тебе разъяснить. Ты, наверное, пытаешься понять… — Она отняла левую руку — ту, к которой он прикасался. — Потому что наверняка заметил…
— Заметил.
— Знаю, как это выглядит. — Она деланно рассмеялась. — Но все не совсем так. Есть три рациональных повода воспользоваться…
— …воспользоваться мойней, — помог он ей.
— Если так считать, то даже четыре. Но сначала о трех первых. Пискляк получил свое. Збрхл орал, что ты вопреки всему всадил ему заряд дроби в зад. Пискляку, не Збрхлу.
— Ах, Пискляку? Благодарю. Мне сразу полегчало.
— Не остри. То, что ты вытворял с арбалетом… Если мне когда-нибудь придет в голову шальная мысль взять тебя на охоту, ты незамедлительно выбей ее у меня из башки. Этот клювастый мерзавец нагнал на меня гораздо меньше страха, чем ты.
— Лжешь, княжна. А второй повод?
— Подожди, я еще с первым не разделалась. Я не для того тебя так… ну, чтобы, мол, в наказание розгами отхлестать. Хоть ты и заслужил.
— Неправда. А зачем тогда раздела?
— Правда. А затем, что мы как бы в осаде. Грифон разъярился, летает и снаряды сверху бросает. В основном на дом, но и в нас целился. Так что выйти невозможно. А поскольку здесь полно пара, вот я и решила, что лучше будет одежду в предбаннике сложить. Потому что тут намокнет, и если придется бежать в лес…
Это звучало не очень складно, если она говорила всю правду и только правду. Дебрен робко рассчитывал на то, что все-таки и не всю, и не только.
— Рассудительная ты девица.
— Второй повод тот, что надо было привести в порядок твои раны. Не знаю почему, но всякий раз при наших встречах страдает твой зад. И каждый раз все сильнее. Я думала, что у тебя та рана, которую лечили палочкой, раскрылась, ну, та, на мосту, но увидела… то есть почувствовала… в общем, заметила, что ты новую заработал. Вот я и решила: коли уж он, бедняга, все равно сознание потерял… Я правильно рассудила? Ведь если б ты был в сознании, то не разрешил бы?
— Ты просто читаешь мои мысли.
— А сижу я близко по той простой причине, что хорошая лекарша обязана в случае чего прикрыть пациента от падающей балки. И в этом нет ничего личного. Это третий повод.
— Понимаю… — Он немного переждал. Однако самые долгие размышления не заменяют нескольких кратких слов, поэтому он переломил себя и, не отрывая лица от пихтово-льняной подушки, спросил: — И это… все поводы?
Она молчала. Где-то далеко, в другом мире, лопнул гонт,[9] затрещала балка, получившая чем-то тяжелым, падающим сверху. И зарычал Збрхл. Скорее от ярости, чем от удара. Сзади долетали ритмичные шлепки воды по доскам скамьи. Холодный туман раздробленных капель приятно щекотал ступни Дебрена и — правда, не столь приятно — напоминал о том, что блаженствовать в тепле удастся недолго. Крыша протекала. Пока еще не сильно, но деревянный домишко был не столь солиден, как жилой дом. То, что так хорошо удерживало кровлю, могло одним махом развалить половину мойни.
— Каждые три бусинки, — проворчала Ленда. — У него должен быть запас камней и балок где-то недалеко отсюда. Летит, берет следующую. Бросает, возвращается, берет…
