Андрей Мартьянов - Беовульф
Земля данов урожаями была неизобильна – скалы да вересковые пустоши, однако немногочисленных данов кормила. Помогало и море: рыбы в прибрежных водах водилось видимо-невидимо, летом приходил морской зверь, били китов и перелетную птицу.
Словом, жили даны не голодая, от скудости не изнывали, с соседями вели хорошую торговлю, воевали же редко: мало кто желал покуситься на принадлежащие им камни да болота – шедших с востока неостановимым потоком варваров привлекали тучные угодья Галлии, теплая Италия, богатая Иллирия и щедрая на зерно Фракия.
Северин, поразмыслив, решил, что даны были одним из самых благополучных варварских племен – если, конечно, верить Хререку, почитавшему родину пращуров едва ли не второй Скандзой. А то, что хлеб плохо родится и зимы холодные – не беда, весь обитаемый мир одряхлел, кругом упадок да порча. Вот даже у франков раньше по два урожая в год снимали, а теперь всего один, и того до весны едва хватает!
Последнее утверждение Северин мог запросто объяснить тем, что при римлянах в Галлии пшеницу сеяли по науке, а поля удобряли, варвары же предпочитали рубить и жечь лес, а на месте расчищенных делянок растить зерно – отсюда и вечный недород.
Однако у данов были иные потребности и привычки, появившиеся за последние столетия: их настоящим кормильцем стало море, оно же и породило страшную напасть, поразившую племя датское и все роды да колена его…
– Он приходил и этой зимой, – тяжко вещал Беовульф. – И снова будет приходить, раз за разом – однажды вкусив крови, он не остановится. Так сказал Вотан.
– Ты сам говорил с Вотаном или его речи звучали из уст жрецов? – спросил неугомонный вандал.
– Пусть Хенгест будет свидетелем – сам. – Суровый ют склонил голову, подтверждая. – Жрецы отправили меня ко вратам Вальхаллы. Отвели в священный круг, к Вотану, и подали испить священного меда, того, за который Вотан умер. Потом старший жрец этого же меда глотнул, и мы оба умерли на время. Из ворот трое асов вышли, клятву нам принесших: сам Вотан, Доннар с молотом молнемечущим на плече и светлый Бальдр. А за их спинами Локи стоял, с лицом будто из камня вырубленным – понял, куда его древняя шутка завела. И боги это знали: стоят на лезвии, за которым – клятвопреступление…
– А ведь верно, – покачал головой Ариарихгот, – Море принадлежит ванам, там правят вожди Ванахема, а они клятвы не приносили… Они нам помогать не обязаны.
– Еще Вотан сказал, что дарует нам доблесть и силу во исполнение обещания. И Тор будет нас хранить, а Бальдр веселить души и дарить радость в битве. С тем боги ушли в Вальхаллу и ничего больше не сказали. А жрец повел меня обратно, в мир живых. Только Локи крикнул в спину: «Берегитесь!»
– Дела-а, – протянул Хререк. – Но я не поверну обратно! И я не боюсь попытаться!
– Никто не боится, – низким голосом сказал Хенгест. – Скильд?
– Что? – невпопад брякнул Северин, решительно не понимавший, о чем идет речь. Ответил единственно правильно: – Я как все!
– Ты сказал, а в слове нерушимая сила.
Это Северин знал и без поучений варваров-язычников – Словом был мир сотворен…
* * *
Начало пути было благоприятным – прямой парус выгнулся лебединой грудью, с юго-востока, со стороны Гесперийского моря дул хороший теплый ветер. Маленькая шестивесельная ладья отошла от батавского берега на десять стадиев и запрыгала по темно-синим волнам.
– Мы должны всегда оставаться в виду земли, – громогласно объявил Беовульф, налегая на рулевое весло. – Скильд Скевинг, следи за горизонтом! Внимательно следи – помни, что море не принадлежит людям, мы в чужой вотчине! Хререк, отдай Ньорду и морскому великану Эгиру наши подарки!
В воду полетели римские золотые монеты, кольца и плохо ограненные камни. Сокровищ у Нибелунгов было достаточно, чтобы ублажить богов.
…У батавов запаслись продовольствием на три дня – зерно брать не стали, им под посевы нужно. Вполне хватило копченого турьего мяса, крошечного, с две кружки, бочонка с медом да пять круглых сыроватых хлебов из муки ячменя, проса и ржи.
Северину такой хлеб перестал казаться отвратительным – когда голоден, и не такое съешь. Воды пресной два бочонка прихватили, пускай и не собирались далеко от земли отходить.
Всегда можно было останавливаться на дневки – поохотиться, поесть горячего. Алатей умел искать под снегом пахучие корешки, с которыми мясная похлебка становилась подобной лучшим творениям римских мастеров, устраивавших пиры для цезарей и сенаторов. Зверья же на пустынных берегах и птиц на островах было безмерно.
Где-то впереди, со стороны восхода, находилась земля данов. Земля, содрогающаяся под поступью чудовища, имя коему – Грендель…
Глава четвертая
В которой епископ Ремигий встречается с ведьмой, указывающей путь, ночует возле кургана, потом же вместе с Эрзарихом зрит великую реку
Почти тысячу лет назад знаменитый Геродот, отец «архитектуры Универсума» и прародитель географии, уверял, что за северными пределами Рима существуют только два крупных народа, разделенных на бесчисленное множество племен, – кельты на северо-западе, за Альпами, и скифы на северо-востоке, облюбовавшие обширные степи за Данубисом и Эвксинским Понтом.[17]
Римляне воевали и с теми и с другими, иногда терпели поражения, но куда чаще побеждали. Эта картина мира казалась вечной и незыблемой – так было всегда и так будет впредь.
Каково же было удивление римлян, когда примерно за столетие до Рождества Христова на земли Республики обрушилась новая, небывалая прежде напасть – откуда-то с севера явилась несчитанная орда каких-то кимвров и тевтонов, вначале атаковавших Богемию, затем проникших в Галлию, Иллирию и Далмацию, а оттуда повернувших на юг и запад, к римским границам.
Словно намекая на скорый закат Рима, германцы устрашающей и неостановимой лавиной крытых повозок прокатились по провинции Германия – шли варвары с женами, детьми и домашним скотом, это был не просто набег: некая иная, куда более грозная сила заставила тевтонов сдвинуться с насиженных мест и искать новые земли.
Что стало причиной этого переселения – чудовищный природный катаклизм или же появление могучих и непобедимых народов, атаковавших варваров с севера и востока, – хронистам неизвестно, но факт остается фактом: больше трехсот тысяч отважных, могучих и не боящихся смерти бойцов поставили Рим на грань полного разорения.
Первая римская армия была разгромлена при Норее. Вторая – уже за Рейном, через который переправились дикари. Третья, четвертая и пятая армии Республики были уничтожены в Южной Галлии. В битве при Аврасионе[18] погибли восемьдесят тысяч легионеров!
