Тамара Воронина - Зеркало перемен. 1. Дарующая жизнь
Карис вздрогнул и оглянулся на нее. Чувствует? Или понимает? И вообще откуда вдруг взялась эта телепатия, почему Лена может говорить с ним, а с Маркусом, например, не может? Магия это или что-то еще, чего она и вовсе не понимает? Господи, лечь бы сейчас где-нибудь, пусть и на холодный каменный пол, отдохнуть… Рука Маркуса стала крепче, словно он услышал ее желание, а потом он и вовсе обнял ее за талию, только что над полом не приподнял, и идти стало намного легче. И на душе стало как-то спокойнее. Маркус и шут здесь, а мир этот Лене все равно не понравился.
Во дворе ждал очередной ящик на колесах. Карис втащил внутрь шута, вылез и склонился перед Леной.
– Благодарю тебя, Ищущая. Я, Карис Кимрин, маг второй ступени, член Гильдии, всегда к твоим услугам.
– Ты-то меня за что благодаришь? – в сердцах бросила Лена. – Ты из-за меня, наверное, работу потерял, а может, и жизнь потеряешь – и благодарен?
– Я коснулся твоей Силы, Ищущая, – еще ниже склонился маг. – Гильдия не позволит лишить меня жизни за то, что я подчинился твоему желанию. Прощай, Ищущая.
Он повернулся и смешной подпрыгивающей походкой вернулся во дворец. Лена поднялась в карету, следом запрыгнул Маркус. Здесь было поудобнее, вместо узкой деревянной лавки были кресла, напомнившие Лене самолетные сиденья. Когда карета тронулась, Лена хотела заговорить, но Маркус покачал головой, и она не рискнула. Ехали долго. Очень долго. На электричке за это время можно было бы добраться и до Тогучина, а вот куда могут завезти две лошади, черт его знает.
Дверь распахнул Гвардеец, подал Лене руку и помог Маркусу вывести шута. Если и он начнет поясные поклоны отвешивать и клясться в вечной благодарности, вообще конец света.
– Благодарю тебя, Светлая, – подслушал ее мысли офицер. – Помни, что в этом мире есть Барт Гарат. – он покосился на Маркуса и с выражением добавил: – Из горских Гаратов, готовый всегда служить тебе. Прощай, Светлая. Прощай, Проводник. Прощай, шут.
Он вскочил на козлы или как там называется шоферское место в конском экипаже, развернул карету и погнал лошадей вскачь. Родной сибирский загородный пейзаж отличался от привычного только полным отсутствием столбов с проводами и самолетов в небе. Поросшая нетронутой травой дорога, поля, небольшие лесочки – околки – неподалеку и тишина, нарушаемая только птичьими голосами и шорохом ветра. Солнце стояло уже не в зените, однако еще высоко, и вообще световой день летом долог.
Шут опустился на траву.
– Хорошо-то как, – мечтательно сказал он, глядя в небо. Небо тоже заглянуло ему в глаза, и они заметно засинели. Маркус сел рядом.
– Ты вообще как?
– Выживу. Можешь мне поверить. Устал очень. А так – ничего серьезного. А ты?
– Аналогично. Делиена, ты уже привыкла к виду крови? Поможешь мне?
Морщась, он начал стягивать куртку. Лена поспешила помочь. За курткой последовала рубашка. Лену замутило – не доводилось ей видеть резаные раны серьезнее кухонных царапин. Маркус скосил глаза.
– Ничего страшного, – сообщил шут. – Поверхностно. Заживет как на собаке. Не пугайся, Лена.
– В самом деле, Делиена, ты что? – удивился Маркус. – Ты посмотри, сколько их у меня. Это ерунда. Особенно если ты немножко поможешь.
– Даже перевязать нечем, – сокрушенно сказала Лена.
– Ничего. Кровь уже не идет, и не пойдет, Карис заговорил. Но вот… – Он вытащил из-за пояса кинжал, который почему-то во дворце не отобрали, отвинтил рукоятку и достал оттуда иголку с ниткой. Рембо чертов. – Делиена, я понимаю, что страшно, но поверь, если не зашить, будет намного хуже. Я пару недель не смогу двигать рукой. А если зашьешь, заживет гораздо быстрее.
– Ага, – меланхолично подтвердил шут, – вон целое поле жизнянки. Гвардеец неспроста нас привез именно сюда. Мелочь, а приятно, правда?
– Делиена! – настойчиво повторил Маркус. – Я бы шута попросил, но он сам еле жив.
– Ну уж – еле…
– А сможешь зашить?
– Вряд ли. Руки дрожат. Лена, ты не бойся, все равно, когда рубят мечом, больнее, чем когда колют иголкой.
И Лена принялась шить. С ужасом протыкала живую плоть иглой внушительного размера, протягивала серую толстую нитку, стягивала края раны, заплетала нить, завязывала узлы, понимая, что Маркусу больно, очень больно, но он даже не вздрогнул ни разу, наверное, боялся ее испугать. Шитье она старалась компенсировать ласковыми и нежными прикосновениями. Понимала, что не чувствует он этих прикосновений, а все равно старалась. Завязав последний узелок, она откусила нитку, прикоснувшись губами к коже. Кровь и правда не шла, только вдоль грубого шва, где иголка входила в тело, выступил ряд мелких капелек, одна капелька попала на губы, и Лена невольно ее слизнула.
– Ну вот, – засмеялся Маркус, – теперь ты мне кровная сестра. Ты заметил, шут?
Тот кивнул. Мужчины переглянулись.
– Что он должен был заметить?
– Что ты преодолела себя, – объяснил Маркус. – Ты привыкаешь. Я же говорил, что ты быстро привыкнешь. Ну что, займемся нашим другом Рошем?
– Не надо мной заниматься, – вяло запротестовал шут, – мне так хорошо…
Маркус стащил с него рубашку.
– М-да… Не то чтоб псу под хвост все наше лечение, однако хорошего мало. Шрамы, боюсь, останутся.
– Мне в цирке не выступать, – сообщил шут. – Наличие шрамов я уж точно переживу. Ты вон весь… и ничего.
Лена посмотрела. Одетым Маркус выглядел иначе. Обыкновеннее. На голом торсе мускулы были – как на макете. Как нарисованные, то есть вылепленные. Каждый отдельно и очень отчетливо. Даже не железные – стальные. Широкие плечи, узкая талия, крепкая спина – и шрамы, шрамы, шрамы.
– Работа у меня такая, – пробормотал Маркус, поднимаясь и вслушиваясь в тишину. – Ай спасибо Гвардейцу Гарату, ай спасибо… Ручей рядом. Сейчас…
– Я и сам дойду. Все равно воду нести не в чем. А я б напился…
Лена помогла ему подняться. Какое там помогла, однако руку ее он принял охотно и на плечо опирался тоже охотно. Через несколько минут и Лена услышала журчание воды. Ручей был узкий, но сравнительно глубокий – рука до локтя уходила в прозрачную холодную воду. Шут долго пил, постанывая от удовольствия, окуная лицо в воду и периодически встряхивая головой. Маркус, надо сказать, тоже присосался надолго. Восполняют потерю крови. Лена напилась быстро, и тоже не интеллигентничала, неэстетично встав на четвереньки. Зубы заломило, но вода была такая вкусная, какой в мире Лены даже в бутылках не продавали. Потом все умылись – Лена за две минуты, представляя себе свою распухший нос и красные отекшие после мощного рева глазки, а мужчины, не шибко стесняясь, поснимали штаны и долго отмывали засохшую кровь, и застирывали рубашки. Лена вызвалась было помочь, но они шарахнулись, как от прокаженной, а Маркус проворчал:
