Елена Федина - Королева воскресла!
Всех нас в детстве запугивали ожившими мертвецами, теперь я сама превратилась в такое чудовище.
*********************************************************************
**********************************
Я шла медленно, широко расставив руки, как слепая. Город спал. О, предательский месяц март! Такой теплый, влажный, тающий днем, и такой жестоко холодный ночью! Все лужи под ногами заледенели, в ноздри врывался морозный воздух, и ни одной звезды не пробивалось сквозь черные тучи. На мне были парчовые бальные туфельки и бархатное платье, расшитое золотом. Мой похоронный наряд был роскошен, но для прогулок по ночному зимнему городу предназначен не был!
Я добиралась к своему дому часа два, не меньше. Из последних сил я преодолела три ступеньки на крыльце и дернула за шнур колокольчика. "В тепло, в тепло! Упасть и не шевелиться…" — только об этом я тогда и думала.
Лесли открыл сам. Он поднес к моему лицу подсвечник и отшатнулся.
— Лесли, это я…
Он смотрел на меня и медленно пятился.
— Это я, Жано…
Я и представить не могла, насколько была ужасна! Опухшая и отекшая, белая как мел, с синими трупными пятнами на шее, с перекошенным мукой лицом и совершенно седая! Лесли наткнулся спиной на шкаф и остановился. Такого он не видел даже в Стеклянном Городе!
— Лесли… — пробормотала я из последних сил и вцепилась в дверной косяк, чтобы не упасть, сознание уже уплывало от меня, ноги подгибались.
Он на какое-то мгновение зажмурился, чтобы побороть свой ужас и отвращение, потом поставил подсвечник у зеркала, подошел и решительно взял меня на руки.
— Сейчас… сейчас, потерпи немного…
Слуг он не будил. Сам согрел воду, сам отмывал меня в горячей ванной и отпаивал какими-то отварами. Я почти не понимала, что со мной происходит, я знала только одно: я буду жить!
Лесли меня отогрел, и тогда мне стало еще хуже, ведь тело мое было отравлено. У меня начался жар, меня долго безудержно рвало, я захлебывалась от тошноты и боли. И снова этому не было конца! Только к утру я забылась тяжелым сном, но и во сне меня трясло.
В забытье я провалялась целые сутки. Потом был бледный утренний свет, головная боль, голод и щемящее чувство чего-то необычного. Да, началась уже другая жизнь. Совсем другая! Я снова Юлиана, я могу вернуться к своим близким и утешить их, что я не умерла, я могу вернуться в родной дом и во дворец, я могу быть самой собой… о, Боже мой, как много я теперь могу!
— Как ты себя чувствуешь?
Лесли стоял в дверях моей спальни, бледный и какой-то строгий.
— Не знаю, — сказала я и попробовала сесть.
— Не тошнит?
— Нет.
— Нигде не болит?
— Нет.
Он присел ко мне на кровать, заботливо поправил подушки за спиной, потрогал мой холодный лоб. Я подумала тогда, что подарю ему полцарства, не меньше.
— Как это случилось, Жано?
— Сама не знаю. Меня должны были сжечь как ведьму.
— Да. Вчера.
— Я так страшно возмутилась, Лесли, мне так захотелось стать самой собой… я, наверно, очень сильная?
— Не сомневаюсь в этом.
— Это было так ужасно… Но теперь все ужасы позади!
— Ты так думаешь?
— Да, конечно. Не хмурься, Лесли! Хочешь, я подарю тебе весь Алонс со всеми его колдунами, со Стеклянным Городом и Серой Башней? Хочешь?
Он посмотрел на меня без восторга, только с жалостью.
— Я тебя лучше накормлю.
На ногах я стояла слабо, руки не слушались, голова кружилась. Я с огромным усилием надела на себя свой похоронный наряд.
Лесли вошел с подносом и как-то неприятно удивился.
— Что это ты делаешь?
— Как что? Одеваюсь. Помоги зашнуроваться…
Он поставил поднос на стол, но не двинулся с места.
— Зачем тебе это?
— Пойду во дворец.
— Тебе не нужно ходить во дворец, — сказал он жестко.
— Как это не нужно? Я все-таки королева.
— Королева умерла.
— Королева воскресла!
Лесли только покачал головой.
— Что? — спросила я упавшим голосом, — мой трон уже занят?
— Нет, твой трон пока свободен.
— Тогда почему?
— Тебе никто не поверит.
— Как это не поверит?! Вот она я, живая! Вот мое платье, вот мой венок… И я еще покажу тем, кто поторопился меня похоронить живьем!
— Тебе не поверят, Жано! — чуть не застонал Лесли.
Тогда до меня дошло. Я метнулась к зеркалу, он попытался меня удержать, но я вырвалась.
Зрелище было жуткое. На меня смотрела совершенно седая, изможденная, бледная женщина с синими губами и провалившимися бесцветными глазами. Черты мои заострились и из утонченных стали хищными, щеки ввалились, на лбу легли морщины. Даже родная мать не признала бы в этой зловещей старухе свою прекрасную, цветущую Юлиану. Так вот, кем я стала! Вот, во что я превратилась! Какой забавной и милой показалась мне маленькая, рыжая, лопоухая девочка Жанет по сравнению с тем, что я увидела в зеркале! И я еще страдала от своего уродства! Смешно, даже смешно!
— Ты прав, — я обернулась к Лесли, — так меня никто не узнает.
Мы уныло сели за стол. Еда в рот не лезла, хоть я и изголодалась до истощения. Мне оставалось, кажется, одно: удалиться в приют Святого Робина и незаметно дожить свои дни в тишине и согласии с природой. Меня похоронили. Чего ж еще? В этом мире воскресать нельзя! Не положено! Воскресшим просто нет места!
— Кого посадят на трон?
— Твоего брата Анджильо.
— Это невозможно!
— Почему?
— Потому что в этом случае Зарих уже никогда не станет королем.
— При чем здесь Зарих, если власть принадлежит уже другой династии. Он даже не принц.
— Тем не менее, он единственный, кто может спасти Лесовию! — я распалилась не на шутку, — и пока он там, в Тимане, воюет, весь тиманский клан отсиживается в столице и делит мой трон. Не бывать этому!
— Жано, успокойся.
— К черту! Анджильо мой брат, но он глуп как пробка и ленив как свинья! Я ему покажу трон!
— Не кричи ради Бога, все равно ничего не изменишь.
Я вскочила из-за стола и снова подошла к зеркалу. Я была ужасна.
— Чудес не бывает, Жано, — усмехнулся Лесли.
— Посмотрим, — зло сказала я.
— Что ты задумала?
— Вот что… ты сейчас пойдешь и купишь мне краску для волос. И румяна, они у меня кончились. Быстрей, Лесли, у меня нет времени.
— Не сходи с ума.
Я обернулась в тихой ярости.
— Я кому сказала!
— Хорошо, — Лесли хмуро встал, — я иду, ваше величество.
У меня было в запасе часа три, не больше. Лесли пришел очень скоро, он небрежно бросил мне на стол краску и румяна и молча удалился. Я, падая с ног от слабости, приводила себя в порядок. Через два часа мучений, во мне с трудом можно было бы узнать прежнюю Юлиану, правда, постаревшую и истощенную, но все-таки похожую на саму себя. Краска сделала свое дело, я стала зловеще красива.
