Ольга Малашкина - Три смерти и Даша (СИ)
Эх, пережал он в свое время с семинарией. Слишком уж он хотел, чтобы его сыновья стали священниками. Он же хотел как лучше! Хотел, чтобы они несли людям добро и учили их жить по христиански.
Теперь то он понимал, что, если бы он не настаивал на семинарии, то его сыновья, быть может, не стали бы священниками, но и сатанистами не стали бы. Может быть. А с Пашей так вообще он повторил ошибку. Он хорошо помнит, как спросил его, когда пришло время отправлять его в семинарию: "Ну, в ты, Павел, я надеюсь не хочешь меня огорчить?"
— Не хочу, — ответил Павел, — не хочу, но придется.
Оказалось, что Павел скрывал, что он сатанист.
Отец Димитрий многое понял, благодаря своим сыновьям. Другие священники сильно осуждали его за то, что он помирился с сыновьями и больше не пытался вернуть их на путь истинный.
Вскоре, атакуемые каждый своими тяжелыми мыслями они улеглись спать. Отец Димитрий и матушка Людмила, повинуясь многолетней привычке, быстро заснули сном праведников. Пашка же еще долго лежал, заложив руки за голову, и погрузившись в тяжелые мысли и окрыляющие мечты.
И тут раздался вой. Родители как по команде проснулись, резко сели на постели и синхронно перекрестились. Матушка тут же почувствовала себя очень беззащитной.
— Дима, что это? — с придыханием спросила она.
— Не бойся, — ответил ей отец Димитрий, положив руку на ее обширное плечо.
И тут Пашка, резко отворив дверь и прервав интимный момент, ворвался в комнату. Глаза его горели, и он улыбался странной, как у сумасшедшего улыбкой.
— Вы слышали? — спросил он. — Это воет адова гончая. Значит, он есть!
— Иди спать, бесстыдник! — прикрикнул на него отец Димитрий, — и вообще в православном фольклоре нет никаких адовых гончих. Это католическая мифология!
— А разве бывают православные сатанисты? — саркастически заметил Паша, — Ладно ухожу.
И теперь Пашка заснул сном праведника. А отец и мать долго не могли заснуть, но потом заснули и они.
В тот же вечер Дашины родители и братья проводили время как всегда. Отец и мать смотрели ток — шоу, братья играли в солдатиков. Отец после трудового дня потягивал пиво из бутылки.
Жили они по понятиям того района очень хорошо, да и по городским меркам неплохо. Квартира была будто только что после ремонта (Роза никогда не работала по специальности, но не забыла, чему ее учили в училище). Все было подклеено и подкрашено идеально. И мебель в квартире был довольно новая, тусклых цветов, которые нравятся большинству, в большой комнате возвышался сервант с новой посудой, которой никогда не пользовались — в общем — все было подчинено вкусу вернее — его отсутствию. Этажерка с Дашиными книгами не вписывалась в интерьер и смотрелась неуместно.
Когда Даша вернулась домой, не ее приход никто никак не прореагировал. Девушка с грустью посмотрела на мать в грязном старом халате и отца с пивом, вздохнула и взяла с этажерки книгу. Потом села у окна и стала читать.
Во время рекламы Роза кое‑как оторвалась от телевизора и сердито посмотрела на дочь. И зачем она столько читает? Что ей это дает в жизни. Вот ее братья за всю жизнь не одной книжки по своей воле не открыли, а эта — какая‑то странная, просто выродок какой‑то! Роза переживала за дочь — как она будет жить — все время витает в облаках.
Наконец Роза не выдержала (да и никогда она особенно не сдерживалась), и к тому же ей хотелось поговорить, ведь муж с ней почти на разговаривал, а с пацанами говорить было не о чем, ну разве что о школьных делах; и она напустилась на дочь с упреками.
— Дашка, и когда ты бросишь свои книжки? До добра они тебя не доведут! Ты меня слышишь!? Я тобой разговариваю.
Даша действительно не сразу заметила, что ее ругают, и не сразу оторвалась от книги.
— Да?
— Что — "да"? — не унималась Роза, — Что — "да"? и в кого ты такая? Далось тебе это чтение? И главное зачем? Какая от него выгода?
Даша не стала говорить, что она становится более эрудированной. Да и не знала ее мать таких сложных слов.
— Да, потому что это интересно.
— Интересно? Да, что там интересного? Неужели читать тебе интереснее, чем жизнь.
— Если это ты называешь жизнью, то — да.
— Что‑то ты слишком умная, — по мнению Розы ум являл собой воплощение зла, — тебе будет очень тяжело в жизни. Ни в училище твой ум поступить не поможет. Да и кто тебя замуж возьмет такую.
— Не пойду я в твое училище, сколько раз уже говорить! — вспылила Даша.
— А куда пойдешь? В институт? Пять лет учиться, чтобы получать нищенскую зарплату. Ну, уж нет! Пойдешь на повара учиться как миленькая!
— Не пойду!
— Ничего, скоро выбросишь эту дурь из головы. Выйдешь замуж — будешь дома сидеть.
— Как будто замужем не живут по — человечески!
— Место женщины — дома, — вмешался отец.
— Место мужчины — возле параши! — ругнулась в ответ Даша, захлопнула книгу и вышла в другую комнату. На самом деле она так не считала, но родители по другому не понимали, поэтому дома у нее плохо получалось быть интеллигентной. И она искренне надеялась, что где‑то есть другие мужчины, не похожие на отца.
Отец так обалдел от такой наглости, что не нашелся, что ответить дочери.
Мать мыла посуду на кухне и чуть не плакала. Ну что будет с ее дочерью? Как она будет жить? А все это дружба с Лейлой и ее шибко умным дедушкой. А когда девочки были маленькие, казалось так мило, что они дружат. Эх, знать бы — на километр бы друг другу не подпустила. Но, ей всегда казалось, что, если матери были подругами, то и дочери должны дружить. Вот и подружились, и ничего хорошего из этого не вышло. А пока девочки были маленькими, она все умилялась, они были так неразлучны, что их даже называли сестренками. А сейчас уже поговаривают, что они — лесбиянки…
Свою единственную дочь Роза очень любила и всегда желала ей добра, потому что очень за нее переживала. Девочка явно двигалась куда‑то не туда по жизни.
В другой комнате Даша снова села с книжкой у окна. Она посмотрела в окно. В темноте не было видно, что дома старые, крыши — ржавые. Над крышами сверкали звезды.
Даша вздрогнула: и зачем она спорила с матерью — все равно ей ничего не докажешь. И все равно девушка сделает все по — своему: и в выборе профессии, и в выборе будущего избранника.
И тут ей стало тяжело на душе — она вспомнила, что замуж точно не выйдет — ведь она скоро умрет. А жаль, хотя Даша и не верила в любовь (она уже не в том возрасте, чтобы верить — в пятнадцать лет пора уже перестать быть наивной), но против семьи ничего не имела. Конечно, если ее семья не будет похожа на ту, в которой она родилась. Ну, и ладно. Чем меньше проживет, тем меньше разочаруется. Она и так уже разочаровалась лет на сто двадцать вперед.
