Сергей Алексеев - Волчья хватка. Книга 3
— Как тебе помочь? — больше для себя спросил он. — Может, тебе поселиться на базе? Хочешь, перебирайся в отцовский дом. И живи!
Миля напряглась, спросила звенящим голосом:
— Зачем?..
И он пожалел, что предложил, ибо она могла истолковать это совсем иначе.
— Скоро зима… А дом тёплый, есть русская печь, много дров. Тебе было бы хорошо здесь, просторно с детьми…
— А ты будешь жить со мной?
— Нет, я уезжаю, надолго, навсегда…
— Почему тогда зовёшь в свой дом? — возмутилась она.
— Хотел чем–нибудь помочь…
— Ты можешь помочь!
— Скажи, чем?
Миля вдруг метнула ему свёрток, и Вячеслав инстинктивно поймал его.
— Оживи дитя! Гляди, он мёртвый! У нас с тобой мертворождённые дети! Оживи их!
В пелёнках оказалась деревянная кукла с почти стёртым лицом, нарисованным углём…
А она сгребла оставшиеся три свёртка и, словно поленья, неуклюже швырнула на причал.
— И этих тоже! Всех! Ты ведь знаешь, как это делается. Ты колдун!
Куклы раскатились по брёвнам, а одна упала на лёд. Ражный собрал их, сложил в ряд.
— Ты же понимаешь, это невозможно.
— Оживи! И тогда я приду сама в твой дом. Рожу тебе ещё сыновей и дочерей!
Безумие Мили становилось наказанием, возможно за то, что он нарушил запрет и когда–то оживил её. Душа вернулась в остывшее тело, и ей, душе, было там всегда холодно.
Иначе бы и поленья, завёрнутые в пелёнки, ожили сами…
Она села на вёсла.
— Срок тебе — до весны! — пригрозила. — Когда вскроется река, приеду!
И стала елозить вёслами по голому льду.
— Забери куклы, — попросил он.
Гейша опять заскулила, после чего сбежала на причал и тщательно обнюхала свёртки.
— Нет уж! — Миля сдёрнула весло с уключины и вытолкала лодку на чистую воду. — Теперь ты нянчись с ними! Я устала жить с мертвецами. Они же всё время плачут! Надоест слушать плач мертвецов — оживишь!
На середине она развернулась и поплыла назад, вниз по течению. Несмотря на свою вязкую зимнюю густость, река всё же текла, и довольно стремительно: лодка скоро вошла в поворот и исчезла в буранной дымке, вдруг накрывающей заходящее солнце.
Казалось, там, за поворотом, открывается иной мир, параллельный…
Собаки на берегу тоже провожали Милю, покуда чуткая Гейша не выскочила на берег и не подала голос. Вся свора ринулась в кусты, и гулкий лес опять наполнился лаем.
Однако даже этот сигнал тревоги не сразу вывел Ражного из состояния, сходного с нокдауном, когда удар соперника, словно тень, гасит реакцию на окружающую действительность. Он поднялся на берег и только тут вспомнил, что лишён вотчины, на него ведётся облава и до темноты надо что–то предпринимать с имуществом, собственностью, нажитой многими поколениями…
И исполнить поруку, уходить в Дивье рощенье, где его ждёт соперник.
Некоторое время собаки кого–то облаивали в кустах, однако потом разом смолкли и скоро одна по одной прибежали назад, и опять сцепились кобели. Верная примета — по берегу шёл кто–то свой, хорошо знакомый и, с собачьей точки зрения, совершенно безопасный для вожака стаи. Поэтому Ражный
продолжал стоять открыто, лишь отступив в сторону от калитки и готовый к самому неожиданному повороту.
Ладно, лишили вотчины, волю Ослаба можно было принять и исполнить, во имя неведомых ему целей повиноваться судьбе, дабы остаться в лоне воинства; но над его родным местом, над отеческой землёй, которая у араксов считалась храмом, беспощадно поглумились, изнахратили, осквернили, и за всё это душа требовала мести, жёсткой и неотвратимой. Он не мог уйти просто так, не поквитавшись, это всё равно что бежать с ристалища при виде грозного соперника, всё равно что оставить в беде близкого, родного человека, дабы спасти свою шкуру.
По древнему ещё уставу Сергиева воинства ему запрещалось напрямую вступать в единоборство с властью, с княжескими людьми, проще говоря, с миром, ибо всякий аракс — инок, монах, призванный и давший обет защищать этот мир независимо от того, нравится он тебе или нет, справедлив ли, разумен ли с твоей точки зрения или вовсе неприемлем. Ражный понимал, отчего преподобный заложил такой принцип в существование Засадного полка: мир на то и мир, что сохраняет за собой право заблуждаться, жить в потёмках, порой бесцельно, дурно, беспутно, то и дело меняя вкусы и пристрастия. Воинское иночество лишено этого напрочь. Засадный полк на то и засадный, что вынужден сидеть и ждать решающей минуты, никак не обнаруживая себя, не обращая внимания на то, что происходит в это время на поле брани.
Иногда ждать, скрипя зубами.
Но тут складывалась совершенно иная ситуация: над его родиной, над его храмом надругались, даже надгробие увезли с могилы отца, и спускать это было недостойно для аракса. И можно было бы оставить после себя гору трупов, однако убийство мирских людей так же было под запретом, как и их оживление. И следовало ещё придумать месть, причём такую, которая бы преследовала обидчиков всю жизнь, например обратить противника в паническое бегство,
опозорить, посеять вечный страх, чтоб его существование превратилось в ожидание наказания.
Ещё через пару минут в голых по–зимнему и светлых зарослях показался знакомый длиннополый дождевик и совсем уж яркая деталь — краснеющие в мутном закате, большие очки на белесом, аскетичном лице. Профессор шёл пешим, без велосипеда, и можно было лишь гадать, что занесло его на берег, в сторону, противоположную от дороги, по которой он уехал несколько часов назад. Самоуглублённый и чем–то сильно озабоченный старик даже не заметил Ражного, прошёл мимо, в калитку, и вздрогнул от окрика.
— Вячеслав Сергеевич? — шёпотом воскликнул он и заозирался. — Вам нужно бежать! Вас ищут! Хотят арестовать!
— Кто ищет? — невозмутимо спросил Вячеслав. — Милиция?
— В том–то и дело — нет! КГБ!.. То есть ФСК! Точнее, ФСБ или нечто подобное. В общем, ЧК, ГПУ!
— С какой стати?
Профессор сглотнул трепещущий страх.
— Сами судите, расскажу по порядку!.. Меня поймали на дороге, остановили люди в масках и униформе. С оружием!.. Велосипед отняли, очень грубо схватили и поволокли в лес. Там, в машине, сидел человек, в гражданском. Узнал его, мы и раньше встречались, я грибы собирал… На самом деле это полковник Савватеев. Точнее, теперь генерал. Но по повадкам совсем не тот, сильно переменился… Сначала дотошно расспрашивал, потом предложил мне организовать встречу. Чтобы я уговорил вас уделить ему полчаса времени. Чтобы вы не сопротивлялись, сказал, с благими намерениями, обоюдно полезными.
Ражный пожал плечами.
— Я готов. Где и когда?