Карина Демина - Хельмова дюжина красавиц (СИ)
Лихо развел руками. Иного варианта не видит? Ничего. Себастьян ему сейчас нарисует иной вариант во всех красках.
— Ладно.
— Что? — Лихо надеялся, что его отговаривать станут, все ж таки монастырская жизнь его вовсе не привлекала.
— Иди, — миролюбиво повторил Себастьян. — И ни о чем не волнуйся. Я за Евдокией присмотрю. Я… я, наверное, сам на ней женюсь.
— Что?!
— Ну… просто я тут подумал, что в моем-то возрасте уже пора…
Лихо нахмурился. А Себастьян, отправив вслед за шляпой носок, невесть как оказавшийся в кресле — видать, панну Вильгельмина очень уж потрясли последние откровения «Охальника», — продолжил.
— А Евдокия — партия хорошая. Я, конечно, ненаследный князь, да титул ей особо не нужен… если будет нужен, думаю, пожалуют… Его Высочество обещались милостью своей не оставить.
…правда, Себастьян очень надеялся, что обещание это так и останется обещанием. Куда спокойней ему бы жилось, когда б Его Высочество взяли и забыли о бедном познаньском акторе…
— Она же — девушка разумная. Характер хороший. Да и сама симпатична весьма… может, я ей даже изменять не стану.
Лихо стиснул кулаки.
— Опять же, матушка ее, теща будущая, в Пресветлый лес отбывает и, судя по всему, на вечное поселение, что не может не радовать. Теща в Пресветлом лесу — это очень существенный аргумент в пользу брака. Конечно, Евдокия сначала не согласится, но поймет, что лучше уж за меня выйти, чем старой девой век доживать… И не позволят ей старой девой… король так просто эти миллионы не выпустит, найдет им хозяина.
Братец молчал.
Нехорошо так молчал. Выразительно.
И Себастьян, осклабившись, продолжил:
— Поэтому, думаю, нам удастся договориться. Мы вообще, глобально говоря, общий язык нашли…
— А я?
— А что ты? Ты у нас в монастыре будешь. Молиться за наше здравие, благополучие и это… — Себастьян щелкнул пальцами, — многочадие… или как там выражаться принято?
— Молиться, значит?
— Со всем возможным рвением…
От вазы, которая полетела в голову, Себастьян увернулся. И ваза эта, врезавшись в стену, разлетелась на крупные осколки. Выплеснулась на пол вода, поплыли несчастные пионы, столь бережно хранимые панной Вильгельминой.
— Знаешь, дорогой братец, — Себастьян присел, скрываясь за спинкой кресла. — А смирения тебе не достает! Тренироваться надо!
— Я тебе хвост оторву!
— И гневливости избыток! Монахов видел? Им полагается быть скромными, отрешенными от дел мирских…
Лихо попробовал обойти кресло слева, но был остановлен щелчком хвоста по носу.
— Прекрати!
— Это ты прекрати дурью маяться, — сказал Себастьян, хвостом сгребая потрепанные пионы. — В монастыре и кормят хреново. Уверяю, тебе там не понравится. Ни одному здравомыслящему человеку не понравится в месте, где хреново кормят…
— Убедил.
Лихо оставил попытки обойти кресло и перемахнул его прыжком.
— Значит, женишься?
— Если ты и дальше будешь себя жалеть, то да, — Себастьян смотрел на братца снизу вверх, надеясь, что во взгляде его присутствует некая доля раскаяния. — А то смотреть противно…
— Ты знаешь, что ты засранец?
Лихо протянул руку, что, наверное, можно было считать перемирием.
— Я? — Себастьян руку принял и встал. — На себя посмотри… сидишь у окошка, вздыхаешь… а теперь вот комнату разгромил. Нет, не спорю, ваза была отвратная, но панна Вильгельмина расстроится…
— Извини, — извинения прозвучали совершенно неискренне, и Себастьян заподозрил, что если братец в чем и чувствует за собой вину, то отнюдь не в пострадавшей вазе. — И… спасибо.
— Пожалуйста. Так что делать будем? Свататься?
Братец почесал шею, и у Себастьяна возникла премерзкая мысль о том, что у волкодлаков, небось, и блохи бывают… нет, Лихо, вроде мылся и по помойкам не шарился, но… тотчас засвербело между лопатками. И поясница… и в голове, кажется…
— Что с тобой? — Лихослав, окинув старшенького подозрительным взглядом, на всякий случай отодвинулся.
— Да так, ничего… — руки Себастьян сунул в карманы, и пущай сие не бонтонно, но зато и желания поскрестись не возникает. — Свататься, говорю, поедем?
— Откажут…
— Слушай, дорогой, вот в кого ты таким пессимистом пошел? Веселей надо к жизни относится…
Лихо хмыкнул. Похоже, веселей у него не получалось. Думал он долго, минуты две, во всяком случае, Себастьян надеялся, что братец думает, а не просто ногой осколки в кучу собирает.
— Поможешь мне украсть невесту? — наконец, произнес он, поднимая растрепанный пион, который сунул в ручку шифоньера. — Я ее в процессе уговорю… попытаюсь.
— Попытайся, — пион Себастьян отправил на пол, дав себе зарок всенепременно купить панне Вильгельмине эклеров, до которых она была большою охотницей.
И новую вазу.
Приличную.
— Только хорошо попытайся, а то ж… за украденных невест прилично дают.
Лихо приподнял бровь, и Себастьян пояснил:
— От пяти лет с конфискацией в пользу короны.
— Да?
Лихо вновь задумался, на сей раз, кажется, оценивая собственные шансы.
— Но это за невест, — поспешил успокоить брата Себастьян. — За жену на рудники не ушлют…
— А как тогда… если не согласная?
— Как, как… мир не без подлых людей, и без согласия повенчают…
Остатки букета, столь тщательно собранного панной Вильгельминой из цветов, самолично ею в палисаднике выращенных, полетели в окно. Стряхнув скатерку, Себестьян отправил ее на каминную полку и подвинул к столу кресло.
— Садись. Думать будем.
— Это да, — Лихо усмехнулся. И кажется, окончательно выбросил идею монастыря из своей дурной головы… и хорошо, что выбросил… — Думать придется. С Евы станется за револьвер…
— Или за канделябр, — Себастьян потрогал давным-давно заживший затылок. — Слушай, а ты точно в монастырь не хочешь?
Братец скрутил фигу.
Вот же… волчара неблагодарная.
…по дороге к «Метрополю» экипаж остановился подле мясной лавки пана Климуцева, известного на весь Познаньск своими колбасами.
— Идем, — сказал Себастьян, спрыгивая на мостовую.
И носом потянул.
Следовало сказать, что ароматы от лавки шли самые что ни на есть правильные: березового дыма, чеснока и копченого мяса…
