Мария Чурсина - Императрица и ветер
Не хватило сил. Сопротивление сломилось.
Виола тряхнула её, так что Маша затылком приложилась к крыше, и на губах стало солоно от крови. В тесноте сплетённых в драке тел рыкнул хрипловатым голосом рок-звезды телефон. Рыкнул песней о кровной мести. И таял холодный снег под её ладонью, что тянулась к карману куртки.
Телефон утих, и молчаливо стало на крыше, только тонко и пронзительно взвизгнул очередной выпущенный на свободу жук. Валилось на грудь бетонно-серое небо. Виола придавила её ладонь коленкой. Чуть расслабила хватку, и Маша судорожно втянула сырой от крови воздух, в горле защипало. Одним отчаянным движением ударила её по склонённому лицу.
Голова Виолы мотнулась в сторону, Маша задёргалась на снежном покрывале, сбрасывая гнёт бетонного неба. Снег мялся под её телом, как старая вата, пачкался в крови, а она не понимала, откуда идёт кровь. Скользили ладони по сырой крыше, и сводило пальцы от холода.
- Почему вы сами не пойдёте с оперативниками? - Герман до сих пор злится за то, что я не дала раскрыть ему дело, не дала доказать превосходство. Суёт руки в карманы и смотрит на меня исподлобья. Дышит зимним утром, что сплошь в инее.
- Следователь, который арестовывает преступника, не испытывает никаких эмоций, это его работа, - в императорский тридцать пятый раз объясняла ему я. - Женщина, которая приходит к сопернице, переживает бурю эмоций. Как ты думаешь, из кого энергетический вампир выпьет больше?
Виолу выпустили до суда: из поликлиники пришла тучная немолодая женщина-врач и добилась того, что все поверили, беременной вредно в тюрьме сидеть. Следователь согласился - насидится ещё, никуда не денется. Ну а там, где двадцать лет, там и двадцать пять. Бетонное небо шепнуло Виоле, чтобы она устроила Центру неукомплектованность штатов.
Хотя на моё место нашлась замена в виде надувшегося на весь мир Германа.
Маша откатилась в сторону и поймала занемевшими пальцами телефон. Он тихо пискнул в ответ на её прикосновение, и полетели под онемевшим небом два маленьких серебристых сообщения. Небо с интересом наблюдало за их полётом, даже забыв, что собиралось швыряться снегом.
Удар по запястью вышиб телефон из её рук, Виола пинком отправила его к краю крыши.
"Второй телефон за неделю", - некстати подумалось Маше.
Они завозились в снегу, уже молча, не тратя силы на ругательства. Маша пыталась не дать рукам Виолы дотянуться до своей шеи и почему-то хотела посмотреть на эту сцену со стороны. Жуть несусветная - женская драка! Луксора уже можно заносить в пантеон героев-любовников, и даже поставить чуть-чуть повыше Шредера и Антонио - кроме шлейфа разбитых сердец за ними больше ничего не числилось, а за Луксора сейчас смертоубийство будет.
Лезли в глаза щупальца неба. Маша задыхалась от горького снега, и в одно мгновение, совсем обезумев от вкуса крови, она попала Виоле коленом в живот. Та, шипя от боли, скорчилась на очищенной теперь от снежного покрывала крыше, совсем чёрной, засыпанной мелкими серыми камешками. Маша вскочила на ноги, ощутив разом, как дрожат колени, как норовит тело осесть в смятый снег.
Она сделала несколько шагов назад, жадно хватая воздух ртом, воздух обжигал горло, а взгляд сам собой нашёл глаза Виолы. Она не пыталась встать и уже не шипела проклятья, только тяжело дышала, прижимая руки к животу. Маша поняла вдруг, откуда кровь - коснулась затылка и посмотрела на свои испачканные ладони. Падали тяжёлые капли на расстёгнутую куртку, падали на зелёную рубашку - уродливые багровые пятна на любимой рубашке. Последней в этом сезоне.
- Убьёшь меня теперь? - хрипло и вместе с тем насмешливо произнесла Виола.
Маша даже не сразу узнала этот голос, и сырой декабрьский ветер швырнул ей в лицо воспоминание: Виола улыбается, сидит в соседнем кресле и рассказывает про то, как Луксор боится одиночества. Остановить всё это немедленно! Остановить! Вернуться из особняка в Нью-Питер, пойти вместе со Шредером и Сабриной на штурм секты и попасть под шальную пулю, пролежать пару месяцев в больнице и никогда больше не вспомнить о семействе покойного графа.
Только поздно - магический барьер вокруг имения уже установлен, родственники готовятся делить наследство, а по лестнице спускается Луксор в мантии цвета запёкшейся крови. Ещё секунда, и она поймает его взгляд.
И тогда всё это будет неотвратимо.
- Нет, - сказала Маша. - Я тебя прощаю. Только руку подавать не буду, уж извини. Ты можешь встать?
Виола ничего не ответила, только завозилась, шурша серыми камешками.
- У тебя есть мобильный? Вызовем "Скорую", - Маша вдруг разволновалось: а ну как правда станет ей плохо, и останется это в веках на её совести.
Она прошла к краю крыши, где в снегу заметила чёрное тельце своего мобильного. Маша подняла его, отряхнула от снега. Надо же, какая надёжная оказалась вещь - снега наелась по самое "не могу", а на прикосновение отозвалась, засветился маленький экран. Она набрала короткий номер.
Слушая в телефонной трубке короткие губки, Маша обернулась к городу. Темнело. Неслись нескончаемой цепочкой машины по серой вене дороги, и зажигались огни - всё больше и больше. Теплели окна в соседней высотке, и на десятом этаже стоял человек, пуская сигаретный дым в форточку.
- Алло, - Маша услышала профессионально уставший голос дежурного, - здесь...
Теперь телефону было не помочь: он летел в темнеющий провал между двумя домами, и некоторое время в этой темноте всё ещё мерцал его голубой экран. Маша едва успела повернуться лицом к Виоле, и ощутила, как сзади в ноги чуть повыше колен впивается металлический прут заграждения. Затылок пощекотал ледяной ветерок из пропасти.
Виола держала её за руки - чуть пониже запястий, и холод от её пальцев прожигал куртку и рубашку. Дрожали её руки, и дрожь передавалась Маше.
- А я тебя убью, - сказала Виола, и её губы судорожно искривились.
Холодный ветер из пропасти щекотал лопатки. Маша смотрела в глаза Виоле и видела не свои глаза. Уже не свои глаза. А волосы остались такими же, только коротко остриженными - интересно, они сами не росли, или Виола обрезала их, пытаясь соответствовать своей сопернице? Маша не обрезала волосы.
- Ты можешь сбросить меня с крыши, - сказала Маша. - Только это не заставит его полюбить тебя.
- Заставит! - искривился в мучительной ярости её рот, застыли в глазах огоньки окон из противоположной высотки. - Он боится одиночества, значит, он останется со мной. Он никуда не сможет уйти.
- Останется, - тихо произнесла Маша, чувствуя, как скользят ноги по тающему снегу. - Пока не найдёт другую. Что, и её убьёшь?
