Константин Костин - Ксенотанское зерно
Или их пытались выманить их города? Ну так вторая часть группы осталась в городке.
Что это значит?
Послышался отдаленный топот копыт. Вдалеке показались всадники. Люди куда-то торопятся… Или это едут те самые люди, которые и написали записку? Что-то их многовато…
— Братья, приготовиться.
Монахи рассредоточились вдоль дороги, лязгая железом. Руководитель группы, брат Урсус, встал на перекрестке и требовательно поднял руку:
— Остановитесь!
Всадники начали замедлять ход, вот они уже совсем близко… Шестеро мужчин в дорожной одежде, возможно, наемники, и неприметная женщина…
— Колдунья! — выкрикнул кто-то за спиной брата Урсуса.
Всадники резко затормозили, поднимая лошадей на дыбы.
— Черно-белые! Бей их! — хрипло донесло с их стороны.
Свистнули шпаги…
Где-то в отдалении закаркал, как будто рассмеялся, ворон.
Братья вскинули пистолеты. Грянул залп, дорогу заволокло дымом.
Монахи выхватили шпаги и бросились в атаку. Наемники — те из них, кто не был убит выстрелами и не придавлен упавшей лошадью — ощетинились клинками. Только женщина на коне…
Она переменила облик, из серой неприметной, стала вызывающе красивой и бросающейся в глаза. Кожаные штаны, рубашка, оставляющая обнаженным почти все тело…
Зазвенела сталь, монахи столкнулись с противником в короткой схватке.
Женщина — колдунья, без всякого сомненья — мгновенно оценила шансы на выигрыш, смахнула приставшую к голому плечу крупную картечь и развернула коня.
Вслед удаляющейся спине повел стволом длинного ружья брат Ассипитрис…
Выстрел!
Женщина взмахнула руками и слетела на землю. Конь проскакал еще несколько шагов и остановился. Колдунья лежала на пыльной дороге, на спине расплывалось огромное кровавое пятно… Мертва.
Брат Урсус с досадой махнул рукой. Колдунья застрелена, да теперь еще и все наемники перебиты. Как теперь узнать, кто они такие, куда ехали и за кем охотились?
Руководитель медленно прошел вдоль выложенных на обочине убитых наемников. Застрелен, зарублен, зарублен, зарублен, загрызен…
— Брат Мустелинус?
Один из монахов с улыбкой развел руками, мол, так получилось.
Отлично. Нападавшие мертвы. Что теперь с ними делать?
— Брат Канис?
— Да, брат Урсус?
— Как ты понял, что с ними едет колдунья?
— Я?! — изумление на лице монаха было неподдельным, — Я думал, это был кто-то из братьев… Еще удивился, почему кто-то почувствовал то, что не почувствовал даже я…
— Гордыня ваша, брат Канис… Десять молитв "К Отцу".
— Да, брат Урсус.
— Итак, братья, кто почувствовал колдунью?
Через несколько минут выяснилось, что никто ее не почувствовал, и никто не кричал. Всем показалось, что голос принадлежал брату Канису, тот же грешил на брата Вульпеса.
— Колдовское наваждение, — подытожил брат Урсус, — Только зачем его на нас навели? Неужели для того, чтобы мы прикончили колдунью? И еще…
Руководитель обвел взглядом свою притихшую группу:
— Если это наваждение смогли навести на НАС, то кто же тогда смог это сделать?
Братья молчали.
Со стороны Чернолесья в их сторону медленно ползла запряженная волами повозка.
***
— Ой, смотри, шварцвайсские монахи! — Ирма тут же устыдилась не приличествующей дворянской девушке непосредственности и села на повозке, выпрямив спину.
Якоб хмуро промолчал. Монахов из монастыря, где никогда не раздавался колокольный звон, в народе не любили и боялись. Даже то, что создал Шварцвайсский монастырь сам король генерал Нец, не прибавлял монахам любви. Слишком часто люди оказывались в застенках по обвинению в колдовстве. Слишком часто это обвинение было вызвано всего лишь необычным амулетом, неосторожно произнесенным отрывком старого заклятья или…
Или необычными способностями.
У Якоба были причины не любить монахов из Шварцвайса.
Повозка подъезжала все ближе к перекрестку. Уже можно было рассмотреть Черные рясы, запыленные снизу, тяжелые сапоги, подкованные сталью, длинные волосы, собранные в хвосты на затылке…
Монахи были похожи, как бывают похожи солдаты: одинакового роста, все одинаково крепкие, подвижные, темно-русые волосы одинаково стянуты на затылке. У каждого в руках или на поясе шпага, у некоторых — пистолеты, один из братьев опирается на длинное ружье…
— Ой, — Ирма резко отвернулась и закрыла глаза ладонями.
Она за всю жизнь не видела столько убитых, сколько за последние несколько дней.
Девушка не выдержала и посмотрела сквозь раздвинутые пальцы.
На обочине лежали в ряд полдюжины тел.
Неужели их убили монахи? Интересно, за что?
— Остановитесь, — поднял руку один из братьев, похоже, главный. Он был постарше и погрузнее остальных.
Якоб послушно придержал волов.
— Кто такие? Куда едете?
— Якоб Миллер, вольный крестьянин, из деревни Черный Холм, что близь Штайнца, господин. Еду в Друден по торговым делам, господин.
— Что продавать собираешься?
— Покупать, господин. Зерно, господин.
Монах обошел повозку.
***
— Черный Холм? Что это за название?
— Не знаю, господин. Когда деревню называли, меня еще на свете не было, господин.
Издевается? Или просто не думает, что говорит?
Брат Урсус указал на сжавшуюся в комочек девчонку:
— Что за девушка?
— Моя двоюродная сестра по отцу, господин. Ирма Миллер, вышла замуж за Конрада Вестермюллера, пекаря из Штайнца, господин. Хочет повидать столицу, господин.
Брат Урсус покачал рукой борт повозки, явно недавно выструганный на скорую руку. И молодой крестьянин вел себя именно так, как и должен вести крестьянин, и девушка боялась покойников больше, чем монахов, то есть была самой обычной девушкой. И все равно, брата Урсуса глодал червячок сомнения. Что-то не так было, что-то не так…
— Ладно, езжайте.
Парень спокойно кивнул и тронул волов. Повозка проехала мимо. Левое заднее колесо поскрипывало.
Когда повозка уже давно скрылась из виду и тела наемников были погружены на прибывшие из города повозки, к брату Урсусу подошел брат Канис:
— Странная пара, — произнес он.
— Ты о крестьянине с сестрой?
— Ну да. Во-первых, она ему вовсе не сестра…
— Думаешь, живут грешным образом?
— Во-вторых, одета она в городскую одежду, а сама при этом больше похожа на дворянку…
— На дворянку?! Что ж ты молчал?!
— А что?
— А что если это — Ирма цу Вальдштайн?
— Да ну, откуда ей взяться здесь, да еще в компании с крестьянином…
