Наталья Загороднева - Ловцы душ
Еще никогда уборка не доставляла мне такого удовольствия. Смывая грязь со стекол и столов, я представляла, что смываю свое прошлое - с фальшивыми друзьями, предателями - любовниками, одиночеством, пьянством, зацикленностью на себе любимой, непонятой, неоцененной. Ожесточенно терла и мылила полы, смывая следы тех, кого больше не хотела видеть в своем доме и своей жизни. Прочь неудачи, безнадежье и грусть! Я жду гостей... тех, кто должен поселиться здесь навсегда.
Уставшая, но счастливая, приняла душистую пенную ванну, сделала маску на волосы, заметив, что и отношение к внешности у меня тоже изменилось. Я стала нравиться себе, из зеркала на меня смотрела та, знакомство с которой еще в самом начале - а впереди, я уверена, еще немало сюрпризов. Оглядела себя со всех сторон и осталась довольна, вот только прическу сменю - не хочу больше коротких стрижек.
Завершил вечер ужин, впервые за долгое время приготовленный без спешки и суеты. Посыльный доставил два пакета продуктов, и я с удовольствием, смакуя, потягивала горячий душистый чай из большой фарфоровой кружки, вприкуску с домашним яблочным пирогом. Он был таким вкусным, особенно с золотистым медом, собравшим в себя солнце и ароматы лета. После больничной еды пиршество было поистине царским.
-- Ну, Анна, с возвращением тебя! - я подняла бокал красного вина.
Взгляд упал на большое зеркало в коридоре. И, то ли так интересно падал свет, то ли у меня стали случаться галлюцинации, но я увидела не себя. Поморгала, прогоняя видение - отражение послушно похлопало ресницами. Помахала рукой - и мой зеркальный двойник повторил движение. Я вздохнула с облегчением.
- А что ты хотела? - спросила сама себя. - Конечно, ты уже не та, что раньше. Но знаешь, - разозлилась, - может, хоть теперь станешь умнее. Пора уже понять, что, если ты сама о себе не позаботишься - никто не позаботится. Это счастье, что жива и почти здорова. Раны заживут, а память останется, надеюсь. Бог дал тебе шанс жить иначе, так воспользуйся. Хватит прыгать по клубам, пора заняться чем-то серьезным. И, в конце концов, подумать о семье. Неужели вот так и будешь - в одиночестве?
Отражение вздохнуло и понуро опустило плечи. Так мы и сидели в тишине, пока бокал не опустел, за окнами совсем стемнело, и уют вкупе с покоем настраивали на романтический лад.
Блаженно откинувшись на высокое сиденье стула, я замечталась. Представилось, что жду кого-то, и этот кто-то так важен для меня, так нужен, с ним я стану совсем другой, обрету покой и уверенность, а может, и пойму еще что-то важное для себя. Так странно - мне двадцать пять, а прежний опыт кажется мультиком, просмотренным по телевизору маленькой девочкой. Я снова мечтаю, как в детстве... Хочется не спать ночами, любуясь на родное лицо единственного, любимого мужчины, говорить особенные слова - такие, чтоб до сердца, чтоб он понял, как важен для меня.
И я даже знаю, каким он должен быть... Во снах я видела его лицо, чудесные глаза с какой-то грустью во взгляде, пушистые ресницы, нежные мягкие губы, которые так приятно целовать. Казалось, знаю, как пахнут его волосы, и иногда, проснувшись, я чувствовала тепло ладони, будто согретой на его груди. При мысли о нем дыхание учащалось, а губы сами собой растягивались в улыбку. Мой суженый-ряженый, незнакомый, сколько же у меня к тебе нежности! Как же я хочу оказаться в твоих руках, сильных, надежных, крепких. Где ты сейчас? Где тебя носит, когда ты так нужен мне? Я скучаю...
Тишину вечернего сумрака прорезал пронзительный звон. Я вздрогнула и очнулась. Кто-то пришел. Нащупав палку, приковыляла к двери, и только приготовилась спросить, кто там, как снова накрыло ощущение дежа-вю: показалось, что сейчас прозвучит глубокий бархатный голос, и я услышу имя того, по кому так скучаю. И зовут его... Ну, я же знала! И забыла...
- Кто там?
- Анечка, открывай. Это Татьяна.
18
Оказывается, осенние вечера могут быть такими приятными - все зависит от компании, в которой их проводить. Мы с Таней устроились в зале у искусственного камина, на пушистом ковре, потягивали глинтвейн и болтали обо всем подряд.
- Расскажи мне о Яне, - попросила я, когда повисло молчание.
- О Яне... - стушевалась Таня. - Что же рассказать... Я ее мало знала. Но она была необыкновенная.
- В каком смысле?
- Ну, - замялась она. - Ну, хорошо. Вот хотя бы скажу так: до знакомства с ней я считала, что все в моей жизни уже распланировано на много лет вперед, и не будет никаких сюрпризов. В первую встречу я и не запомнила ее. Зато потом... - она замолчала. Встряхнула короткими волосами, продолжила: - Она умела любить. Просто так, ничего не ожидая взамен. Ей было важно, что она сама любит, понимаешь?
Я помотала головой. Глинтвейн уже играл в крови, голова немножко кружилась, и тело стало как ватное.
- Ну, неважно, - отмахнулась она. В ее глазах блестели всполохи ненастоящего огня, щеки порозовели, а лицо приобрело выражение глубокой задумчивости. - Она меня изменила, понимаешь? Я стала другой. И это было удивительно - человек, стоя на пороге жизни, думает о других, больше, чем о себе...
- Ты любила ее?
Она опустила взгляд на стакан, задумчиво поигрывала багряным напитком, будто решая, что лучше сказать.
- Я и сейчас люблю. Но эта любовь... ее трудно описать. Я скучаю по ней как по родному человеку, хотя так мало с ней общалась... при жизни... - она спохватилась, поправилась, - не видела ее здоровой.
- Где же вы встретились во второй раз?
- Где? - она уставилась чуть косящими карими глазами мне в переносицу. - Там... В больнице.
- Что-то не сходится, - усомнилась я. - ты говорила, что у нее был сердечный приступ, моментальная смерть. Какая больница?
- Так, я уже пьяная. - Она поднялась. - Ого, как поздно! А мне еще через весь город пилить!
- Вот еще! Оставайся, кто тебя там ждет? Комната найдется, а мне только в радость.
- Правда? - обрадовалась она. - Отлично.
Выходя из комнаты, задержалась в дверях.
- Слушай, я хотела тебе предложить... Давай составишь мне компанию, я собираюсь на днях съездить на кладбище, посмотришь на Яну, на ее портрет, вернее.
- Почему бы нет? - пожала я плечами. - Съездим.
- Ну, вот и отлично, - она зевнула. - А теперь давай спать.
Я уложила ее в комнате родителей, на огромную двуспальную кровать, после ночной смены моя спасительница так устала, что уснула, едва коснулась головой подушки. А я вернулась в зал, села у камина и смотрела на краснеющие трещинки в искусственных поленьях. Хмель слетел, и осталось ощущение какой-то недоговоренности. Что-то было на поверхности, неуловимая тайна, которая не давала мне покоя. Почему я думаю о Яне? Из-за Тани? Нет. Я не ревную, смысл делать это по отношению к умершему человеку? Я вспоминала стихи Яны, адресованные ее мужу и душу скребли кошки. Я ей... завидовала. Представляла себе ее жизнь, размеренное существование, лишенное мук одиночества, тесный мирок под названием "семья". Что случилось бы, если б она не умерла? Остались бы их чувства такими же жаркими спустя годы? Или все съели бы быт и привычка? Почему-то не верится в длительность счастливых отношений.
