Дэвид Эддингс - В поисках камня
— Главное, не забывайте, что вы теперь у меня в долгу, — сказала она.
— Типичная толнедрийка, — заметил Силк. Примерно через четверть часа к ним подошла тетя Пол. Глаза у неё были печальные.
— Как кобыла? — быстро спросила Се'Недра.
— Очень слаба, но, по-моему, скоро оправится.
— А жеребеночек? Тетя Пол вздохнула.
— Мы опоздали. Мы перепробовали все, но он так и не задышал.
Се'Недра, не веря, смотрела ей прямо в лицо.
— Сделайте что-нибудь! — потребовала она. — Вы же чародейка! Сделайте что-нибудь!
— Очень жаль, Се'Недра, но это не в нашей власти. Мы не можем переступать через этот барьер.
Маленькая принцесса горько заплакала. Тетя Пол нежно обняла её вздрагивающие плечи.
Но Гарион уже встал. С полной ясностью он сознавал теперь, чего же ждала от него пещера, и повиновался, не размышляя, но и не торопясь. Он тихо обошел каменный стол и приблизился к огню.
Хеттар сидел скрестив ноги, на коленях у него лежал неподвижный жеребенок. Голова Хеттара печально поникла, похожий на гриву чуб касался тоненькой мордочки животного.
— Дай мне его, Хеттар, — сказал Гарион.
— Гарион! Нет! — Голос тети Пол, раздавшийся за его спиной, был преисполнен тревоги.
Хеттар поднял голову. Его ястребиное лицо выражало глубокую печаль
— Позволь мне взять его, Хеттар, — очень тихо повторил Гарион.
Ничего не говоря, Хеттар поднял маленькое тельце — мокрая шкурка поблескивала в свете очага — и протянул Гариону. Мальчик встал на колени и положил жеребенка на пол перед горящим очагом. Положив руки на крошечную грудную клетку, он тихонько надавил.
— Дыши, — почти прошептал он.
— Мы пробовали это, Гарион, — печально сказал Хеттар. — Мы пробовали все.
Гарион начал собирать свою волю.
— Не делай этого, Гарион, — твердо сказала тетя Пол. — Это невозможно, и ты причинишь себе вред, если попытаешься.
Гарион не слушал её. Пещера громко говорила с ним, заглушая все остальные звуки. Он сосредоточил все мысли на влажном, безжизненном тельце жеребенка. Потом протянул руки и приложил правую ладонь к каштановой, без единого пятнышка, лопатке мертвого животного. Ему представилась сплошная стена черная, выше всего в мире, непроницаемая и беззвучная. Он мысленно уперся в неё, но она не поддавалась. Он глубоко втянул воздух и вложил всего себя в борьбу.
— Живи, — сказал он.
— Гарион, перестань.
— Живи, — сказал он снова, с еще большим усилием бросаясь на стену.
— Слишком поздно, Пол, — услышал он откуда-то голос господина Волка. — Он уже не может отступить.
— Живи, — повторил Гарион. Что-то изливалось из него мощным потоком, начисто опустошая его. Блистающие стены замерцали и зазвенели, как если бы где-то в глубине горы ударил колокол. Они гудели, наполняя воздух в пещере дрожащим звоном, и вдруг вспыхнули ослепительным светом. Стало светло, как днем.
Тельце под рукой Гариона вздрогнуло, жеребенок глубоко, прерывисто вздохнул. Гарион услышал изумленные голоса за спиной. Тоненькие, как прутики, ножки зашевелились. Жеребенок еще раз вздохнул и открыл глаза.
— Чудо, — сказал Мендореллен потрясенно.
— И даже, может быть, больше, — отвечал господин Волк, пристально разглядывая Гариона.
Жеребенок завозился, его голова слабо закачалась на тонкой шее. Он подтянул ножки под себя и с усилием начал подниматься. Инстинктивно он повернулся к матери и побрел к ней. На его шкурке, которая, до того как Гарион её коснулся, была сплошь каштановая, появилось маленькое белое пятнышко, размером точно с родинку на ладони Гариона.
Гарион, пошатываясь, встал и заковылял прочь, расталкивая остальных. Подойдя к родничку, бившему из ниши в стене, он набрал в ладони воды и плеснул себе на голову и на шею. Потом долго стоял перед родничком, дрожа и тяжело дыша. И тут он почувствовал мягкое, робкое прикосновение к локтю. Устало повернув голову, он увидел, что жеребенок, уже уверенно стоя на своих тоненьких ножках, с обожанием смотрит на него влажными глазами.
Глава 9
Буря на следующий день поутихла, но они пробыли в пещере еще день, чтобы кобыла успела оправиться, а новорожденный жеребенок — окрепнуть. Внимание жеребенка смущало и раздражало Гариона — малыш неотступно следил за ним влажными глазами и то и дело тыкался носом в колени. Остальные лошади смотрели на Гариона с молчаливым уважением. Все это выбивало его из колеи.
Прежде чем покинуть пещеру, они тщательно уничтожили все следы своего пребывания. Никто не говорил, что нужно убрать, просто все как один, повинуясь невысказанному порыву, занялись уборкой.
— Огонь еще горит, — сказал Дерник, оглядываясь с тревогой, когда они уже собрались уходить.
— Он погаснет после нашего ухода, — сказал ему Волк. — Не думаю, чтобы ты смог его погасить, как бы ни старался.
Дерник кивнул.
— Вероятно, вы правы, — согласился он.
— Закрой дверь, Гарион, — сказала тетя Пол после того, как они вывели лошадей на террасу.
В некотором смущении Гарион взялся за край громадной железной двери и потянул. Хотя Бэйрек, налегая изо всех своих могучих сил, так и не смог её сдвинуть, под рукой Гариона она подалась легко. Достаточно было чуть потянуть, и она тут же мягко затворилась. Две половинки сошлись с громким стуком, так что между ними осталась лишь тонкая, едва различимая линия.
Господин Волк легонько коснулся железной двери, глаза его устремились в неведомые дали. Потом он вздохнул, повернулся и повел их по террасе туда, откуда они пришли два дня назад.
Обогнув уступ, они сели в седла и поехали мимо поваленных глыб и тающего льда к первым кустам и чахлым деревцам за перевалом. Хотя ветер был все еще резкий, небо прояснилось, и лишь несколько перистых облачков неслись едва ли не над самыми головами путешественников.
Гарион проехал вперед и оказался рядом с господином Волком. От всего случившегося в пещере мысли его пришли в полное смятение, и он отчаянно нуждался в том, чтобы привести их в порядок.
— Дедушка, — позвал он.
— Да, Гарион? — отвечал старик, очнувшись от полусна.
— Почему тетя Пол пыталась меня остановить? Тогда, с жеребенком?
— Потому что это было опасно, — отвечал старик.
— Почему опасно?
— Когда ты пытаешься сделать что-то невозможное, ты тратишь на это слишком много энергии, и, если не оставляешь попыток, это может оказаться смертельным.
— Смертельным?
Волк кивнул.
— Ты полностью истощаешься, и у тебя не остается сил, чтобы поддерживать собственное сердцебиение.