Феликс Крес - Страж неприступных гор
— Никто не знает, что станет делать Кеса, тут ты прав, — примирительно сказал Готах. — Но из всех нас лишь она одна пытается поступать разумно. У нее есть некий план, и она претворяет его в жизнь. А мы лишь мечемся, делая то, о чем не имеем ни малейшего понятия. Сколько раз в жизни ты брал на службу наемников? Ты разбираешься в подобных людях?
— А в ком мне разбираться? Обменяйся с ними десятком слов — больше все равно не получится, поскольку лишь их командиры знают целых десять слов, у остальных словарь куда беднее. Исключая понятие «шлюха», — раздраженно бросил Мольдорн. — Уж для этой профессии у них найдется с сотню слов, которые они постоянно используют. Во всех тавернах сейчас поют «Потаскуху», похоже, это песня года. Разбираюсь ли я в подобных людях? Не хуже, чем в собаках. И этого более чем достаточно.
— Не строй из себя дурака, Мольдорн, — укоризненно заметил Готах. — Как я уже сказал, в наших неудачах нет ничего удивительного. Мы не столько действуем, сколько просто убиваем время, поэтому не переживай уж так из-за своей «миссии». Мы все еще ждем вестей из Кирлана. В любой момент мы можем получить в руки оружие, все зависит только от Рамеза.
— Не от Рамеза, а от его женщины.
Готах хотел поправить: «Исключительной женщины», — но промолчал, зная, что услышит в ответ. Мольдорн попросту ненавидел женщин, и ненависть его была столь искренней, что относилась к любому, кто вообще разговаривал с женщинами. Кеса настояла на своем в том числе и потому, что ее горячо поддержал Мольдорн. Все их предприятие он считал глупостью, но согласился бы на глупость в сто крат большую, лишь бы прекрасная госпожа Готаха как можно быстрее отправилась на край света. Вслух он этого не сказал, но наверняка надеялся, что в пути с ней случится удар.
Однако посланница себя чувствовала прекрасно.
За островом всходило солнце. Окутанные утренним туманом берега Большой Агары выглядели сонно и мирно… уж точно не зловеще. Даже приземистые строения портовой крепости, за которыми виднелся город, не пугали. Над ними носились чайки. Посланница с любопытством наблюдала за маневрами изворотливого суденышка, направлявшегося к ее стоявшему на якоре кораблю. Ночью им уже встретились несколько таких же маленьких парусников, постоянно патрулировавших окрестные воды. Никто не мог приплыть сюда просто так. Ни один корабль не заходил в Ахелию, не дав заранее о себе знать суровым стражам.
Кораблик, который, сильно накренившись, шел поперек ветра, миновал их на небольшом расстоянии. Некий обладавший могучим голосом субъект начал расспрашивать пришельцев, кто они и что привело их в Ахелию. Капитан ответил, поскольку обозначения на парусах мало что говорили хозяевам. Существовавшие во множестве экземпляров огромные толстые реестры, описывавшие корабли различных судовладельцев, постоянно пополнялись, но полного реестра не было ни у кого. Впрочем, знаки на парусах иногда подделывали, хотя и нечасто — глаз моряка без труда обнаруживал разницу в форме корпуса или деталях конструкции, и сразу же становилось ясно, что три белые звезды на голубом полотне действительно должна носить каравелла, но уж точно не эта… Подделка сходила с рук редко, для этого требовалось настоящее сходство между парусниками. Так что обычно на пиратских кораблях по-старому ставили черные паруса: те, по крайней мере, были хотя бы не слишком заметны.
Видимо, объяснения капитана удовлетворили хозяев — с борта сторожевого корабля передали приказ: «Следуйте за мной!» Кеса с удовольствием смотрела на беготню ставивших паруса матросов. В клюзе звенела якорная цепь. Чувствовалось нечто прекрасное в кажущемся хаосе, за которым скрывалась продуманная совместная работа многих людей, способных вдохнуть жизнь в конструкцию из досок, канатов и парусины. Морской парусник, вне всякого сомнения, являлся самым сложным устройством Шерера и притом самым надежным — если его обслуживали умелые руки, послушные умным приказам. Кеса не влюбилась в море — это было бы слишком громко сказано, — но оно пришлось ей по душе. Она легко могла поверить в существование людей, связавших с плаванием по океанам всю свою жизнь, хотя ничто их к тому не принуждало.
— Я ничего не стал говорить про ваше высочество, — неуверенно сказал капитан, подходя к ней. — Но…
— Очень хорошо — я слышала, что ты говорил, ваше благородие. В порту я пошлю на берег своих людей, пусть узнают, примет ли меня княгиня. А у тебя, господин, ведь и в самом деле есть тут торговые дела?
— Да, ваше высочество.
Капитан торгового корабля ни разу не употребил в разговоре с ней распространенный титул «ваше благородие». Посланница сперва пыталась возражать, но оказалось, что капитан скорее умрет, чем обратится к ней иначе чем «ваше высочество».
Сторожевой кораблик крутился поблизости, дожидаясь, когда гаррийская каравелла наберет ветер в паруса, после чего устремился в сторону порта. Перейдя на нос, Кеса с удовольствием смотрела, как справляется «ее» парусник — изящный, красивый, быстрый, без труда поравнявшийся с кораблем хозяев. В лицо летели капельки воды, в глаза били отраженные от волн солнечные лучи. Примерно в получетверти мили от тяжелой цепи, перекрывавшей вход в порт, на мачте корабля поднялся длинный, отливавший белизной и серебром флаг. Сторожевик сменил курс, направляясь к низкой, но зато очень широкой башне, в стене которой исчезали массивные звенья цепи. Сигнал заметили; со звоном и скрежетом начали вращаться скрытые за каменными стенами барабаны, цепь дрогнула и опустилась в волны. Как же могучи должны быть вороты, как велики и тяжелы звенья цепи, если так хорошо слышна их работа!
На «Хохотушке» — именно так называлась гаррийская каравелла — спускали паруса; хотя пристань в Ахелии считалась достаточно удобной, двойной волнолом, являвшийся одновременно оборонительным сооружением, заставлял лавировать, и даже столь изворотливый корабль, на каком плыла посланница, не мог собственными силами войти в порт — задача была усложнена специально. Но из-за волнолома уже выходила лодка, на которой трепетали флажки портового лоцмана, а за ней два многовесельных буксира. Небольшая каравелла со смешанным парусным вооружением с легкостью подала буксирный трос, оставив на бизань-мачте лишь небольшой клочок парусины, необходимый для лучшей управляемости.
Когда они проходили над цепью, посланнице показалось, будто глубоко под поверхностью прозрачной лазурной воды виднеются звенья из изогнутых стержней толщиной с ногу — настоящее чудовище, морской змей, который, внезапно вынырнув из бездны, мгновенно разнес бы в щепки носовую часть корабля и отправил его на дно.
