Ника Созонова - Грань
В четверг вечером отправился навестить Варежку.
Больница оказалась приличной, чистой — никаких разводов мочи на матрасах или нехороших запахов. Серьезный персонал в салатного цвета халатах, высокие зашторенные окна, не пропускающие серый дневной свет, множество ламп, простора и воздуха. Палаты были полупустыми — детских больниц в городе несколько, а детей мало (несмотря на обильные и разнообразные меры по стимулированию рождаемости).
В Варькиной палате кроме нее лежали двое: худенький наголо стриженный мальчик лет двенадцати со сломанной ногой и рыжая девочка чуть помладше Варьки, с сухим кашлем и алыми пятнами по всему лицу.
Дочка не выглядела больной. Когда я вошел, она сидела по-турецки на застеленной кровати и что-то старательно выводила на листке бумаги фломастером, покусывая от усердия нижнюю губу. Фигуры принцев и принцесс, мальчиков и девочек она всегда рисовала странно: начинала с ног и заканчивала прической. Еще частенько воплощала на бумаге необычных зверей, которые ей снились. Любимыми красками были оранжевая, лимонная и лазоревая. Именно этими цветами переливалась сейчас ее мордашка, от волос до подбородка.
Увидев меня, Варежка с визгом кинулась мне на шею и долго качалась на ней, как теплая мягкая гирька. А потом принялась взахлеб рассказывать, какие здесь все хорошие и ласковые, и как ей нравится лечиться ('потому что совсем не больно — никаких уколов!'), и мама приходит к ней каждый день, и нисколько не 'фырчитая', даже если она, Варька, балуется или плохо ест.
'Фырчитая' — Варькино словечко, означающее 'сердитая'. Хотя гнев и раздражение Алисе не свойственны, и ее недовольство проявляется в нюансах интонации. Варька очень чутка к этим нюансам. Мама также бывает 'плиточной' (ласковой и гладкой, как кафельные плитки в ванной цвета топленого молока) и 'буйственной' (когда делает уборку — в наушниках, под любимый крах-рок, и это напоминает смерч, зародившийся в недрах квартиры).
— …И она сказала, что, если я буду слушаться докторов, меня скоро выпишут, и на радостях она подарит мне плюшевого мишку с меня ростом!..
— Лучше бы волка, — я посадил трещавшую Варежку на колени и поцеловал в пушистый затылок.
— Зачем? — удивилась она. — Волки у меня уже есть. Живые, не плюшевые.
Она принялась, смеясь, вырываться, пока не шлепнулась на пол.
— И как они поживают, твой Черный и твой Белый?
— Они устали, очень, — посерьезнев, Варежка забралась на кровать. — Они похудели, им стало тяжело играть со мной, быстро бегать и высоко прыгать. А тигр, наоборот: стал большой и сильный. Иногда он их почти побеждает.
— А что будет, если он их победит?
Она пожала плечами.
— Не знаю. Наверное, мне будет плохо. Но они справятся, они сильные. Не хочу об этом говорить! Лучше, пап, расскажи мне сказку.
— Волшебную и со счастливым концом?
— А разве бывают другие?
— Бывают. Но я расскажу тебе хорошую. Только сядь поближе и не ерзай, и не подпрыгивай. — Она послушно придвинулась и ткнулась мне в бок. — Расскажу тебе сегодня сказку о маленькой девочке Вареньке и двух мудрых и сильных волках.
— Нет-нет, так не честно! Не надо про меня — про себя я и так все знаю.
— Но это вовсе не ты. Совсем другая девочка, просто звали ее так же, как и тебя. Вот у тебя волосы светлые и легкие, как тополиный пух, а у нее были рыжие-рыжие.
Варька покосилась на соседку по палате.
— Как у нее?
— Гораздо рыжее. Ее даже прозвали Морковкой. И они торчали на голове, как иголки у ежа. И еще у нее было много веснушек. У тебя вот глаза с веснушками, а ей они усыпали весь нос и щеки. И жила эта девочка давным-давно.
— Когда все время светило солнце?
— Да, когда светило солнце, и трава была зеленой, и было много птиц и зверей, и обитали они не в зоодомах, а на воле. Жила девочка не в городе, как мы с тобой, а в деревне, на самом ее краю. Сначала у нее была большая семья: отец, мать и два брата. Но потом отец ушел на войну, мама со старшим братом уехали в город на заработки, а младший брат однажды ушел в лес и не вернулся. И осталась Варенька одна…
Когда я дошел до места, где девочка встретила в лесу попавшего в капкан белого волка с человеческими глазами и помогла ему освободиться, сзади раздался сочувственный вздох. Оглянувшись, я увидел, что моя сказка собрала больше слушателей, чем я рассчитывал. Рыжая девочка переместилась на пол рядом с Варькиной кроватью, подстелив под себя одеяло, а мальчик развернулся ко мне всем телом, за исключением подвешенной ноги.
Воодушевленный таким массовым интересом, я приспустил удила фантазии. Морковно-рыжей девочке Вареньке приходилось несладко. Соседи ее сторонились, дети не играли — со своей яркой гривой, веснушками и привычкой гулять в лесу в любую погоду она смотрелась среди них белой вороной. Творя некий коктейль из Андерсена, русских народных сказок и собственного полета воображения, я сгущал невзгоды и ужасы, выпавшие на долю бедного ребенка.
Когда я дошел до клеветы злобной соседки, обвинившей Вареньку в колдовстве — за дружбу с волками и сбор лечебных травок, — а преступление это в тех краях каралось сожжением на костре, раздался насмешливый голос:
— Ты уверен, что это детская история?
Вырванный этим вопросом из буйных дебрей фантазии, я поднял голову. В дверях застыла Алиса, взирая на меня строго и холодно, как нелюбимая учительница.
— Мам, ну перестань, ну что ты! — Варька в нетерпении засучила ногами. — Пап, не останавливайся, рассказывай дальше!..
Алиса подошла и прижала дочку к груди.
— Ну, ма-ам…
Я взглянул на бывшую жену, и она снисходительно кивнула:
— Ладно уж, продолжай.
Но в присутствии Алисы моя фантазия приувяла — словно травка, укушенная морозцем. Я попытался подстегнуть ее, подпустив жути: белый волк, примчавшийся спасать девочку, был тяжело ранен из ружья охотником. А за черным понеслась, грозно лая, свора деревенских собак…
Варька уткнулась лицом в живот Алисы, посверкивая на меня одним глазом, округлившимся от ужаса и сочувствия. А моя бывшая смотрела на меня так, что, будь я хоть немного впечатлительнее, брякнулся бы в обморок или превратился в соляной столб.
— Не бойся, мышонок, — я притянул голову дочки к себе, оторвав от Алисы. — Белый волк не умер, он просто потерял сознание. А черный сумел добежать до леса и позвать на подмогу всю стаю. Ты ведь не дослушала, а уже дрожишь. Все будет хорошо!
— Правда-правда? — с надеждой пробормотала Варежка.
— Конечно, родная, ведь папа ни за что не станет рассказывать тебе грустную сказку! — Алиса выделила слово 'грустную', пронзив меня еще более убийственным взором.
