Терри Донован - Повесть Вендийских Гор
— Вот… — сказал он и склонился над шестигранниками, желая взглянуть сколько ему выпало, но его желание так и не осуществилось, потому что ему отрубили голову.
Голова шлепнулась на стол, задев шлемы, и медные монеты рассыпались.
— Демоны! — заорал Матхур, пытаясь дрожащими руками дотянуться до алебарды, приставленной к стене.
Один из демонов встряхнул космами и проткнул Матхура. Стражник схватился за лезвие, из горла у него хлынула кровь и он упал макушкой в собственный шлем.
Дальше по коридору послышались торопливые шаги и на миг из открывшейся двери показалось улыбающееся лицо. Завидев троих демонов, лицо враз перестало улыбаться и попыталось скрыться, но у него во лбу вдруг вырос кинжал. Тело с громким стуком повалилось в коридор.
Раздался истошный женский крик.
— Он был не один, — пробормотал Серзак.
Конан уже несся вперед, вращая мечом.
Горкан перевернул лежащего у порога на спину. Лицо было молодое и даже красивое, если бы не кинжал во лбу.
— Не так уж я и не пригоден, — заметил Серзак, выдергивая кинжал. Старик тяжело дышал, но был полон рвения.
Конан выскочил за дверь и остановился перед крутой винтовой лестницей. Он заметил краешек зеленого платья, с шуршанием скрывающийся за поворотом. Остро и вкусно пахло жарящимся мясом.
Северянин обуздал желание прыгать по ступенькам как горный лев и стал подниматься осторожно, прислушиваясь к звукам сверху. Громкие голоса — мужские и женские — разом обрушились на него. Он понял, что убегающая женщина открыла дверь в помещение, где было полно народу.
— Ну что там? — осведомился подошедший Горкан.
— Тут нам придется попотеть, — ответил Конан и сделал знак прислушаться.
Горкан обнажил зубы в хищной ухмылке.
— Похоже на крики стервятников над павшим слоном, — заметил он.
— Слона они вряд ли дождутся, — без тени улыбки заявил Конан.
Серзак побледнел больше обычного.
— Не нравится мне все это, — сказал он. — Я, конечно, хочу попасть по ту сторону крепости, но зачем же с такими трудностями…
— Заткнись, — прорычал Конан.
Наверху раздались возмущенные яростные вопли. Все голоса перекрывал мощный бас, гудящий как труба, призывающая на последний бой. Для многих и многих это обещало быть не только сравнением.
— Вниз, за мной! — вещал бас. — Мы покажем этим ублюдкам! — Что именно хотел показать обладатель баса так и осталось невыясненным.
Он первым, следуя своему призыву, выскочил на лестницу и столкнулся налитым кровью взглядом с ледяным взглядом киммерийца.
Четыре удара сердца понадобилось Конану, чтобы преодолеть расстояние в десять ступеней. Жирный боров с гулким голосом действовал, не раздумывая. Скорее всего, не от избытка смелости и лихого безрассудства, а оттого, что думать не умел, ибо если бы он умел, то не составило бы особого труда понять, что бросаться с обглоданным окороком на человека, вооруженного двуручным мечом, по меньшей мере, равнозначно самоубийству. Конану было даже жаль беднягу, когда он раскроил ему череп. Серое мозговое вещество там все-таки было.
Другие воины тоже не блистали тактикой. Они теснились в узком проходе, где многочисленность вовсе не являлась достоинством.
Конан бросился на них со свирепостью дикого кабана.
Лестница в несколько мгновений покрылась кровью и вывалившимися внутренностями. Толпа слегка протрезвела и отхлынула назад, в освещенный факелами большой зал.
Северянин, ступая по трупам, последовал за толпой.
Тени прыгали по завешанным темными гобеленами стенам. Столы ломились под тяжестью зажаренных целиком свиней и горами различных фруктов. Кости и объедки валялись всюду, вперемешку с пьяными солдатами, которые, почуяв неладное, начали подниматься. Дым и жар валил из открытой кухни, где спиной к происходящему, продолжали орудовать голые по пояс потные повара.
— Руби его! — истошно завопила блондинка в зеленой одежде, стоявшая у дальней стены, запуская в киммерийца глиняным кувшином, который оказался наполнен вином и летел через зал, разбрызгивая животворящую жидкость. — Гинкуш, ради меня!
Бородач в рогатом шлеме с белым хвостом яка пробирался к незваному гостю, держа в руке тяжелый топор с двумя лезвиями, следя за варваром. Конан с неподвижным лицом ждал воина, у его ног смешались вино и кровь.
Гинкуш прыгнул вперед и ударил, с силой разрубив воздух. Северянин увернулся с легкостью, которой позавидовала бы голодная пантера, хватающая добычу, и нанес ответный удар. Солдат едва успел отпрыгнуть, но сделал это настолько неудачно, что подвернул ногу и со стоном повалился прямо на осколки кувшина. Они не добавили ему ни мужества, ни сил. Он попытался заползти под стол, но Конан милосердно ударил его сапогом в висок, отправив в черное беспамятство.
Другой воин, протрезвев лишь наполовину, попытался нанести киммерийцу удар ножом, и тотчас поплатился за это, извиваясь в луже крови, посреди собственных внутренностей, вывалившихся из распоротого живота.
— Берегись! — Кинжал Серзака сверкнул словно жало кобры, пролетев мимо лица киммерийца и воткнувшись в горло блондинке, которая выронила из поднятой для броска руки тонкий стилет.
Горкан, оказавшийся рядом, работал как жнец в поле. Он считал, что лучше иметь за спиной настоящих мертвецов, чем просто мертвецки пьяных.
Дородный темнокожий воин в шлеме с черным хвостом яка бросился на Конана с алебардой. Северянин отклонил удар в сторону и пока воин вытаскивал лезвие алебарды из стола, локтем вбил ему кадык в глотку.
Снова послышался крик Серзака.
Нечленораздельный, сдавленный крик человека, которого душат.
Конан огляделся и увидел, что рядом со входом на кухню двое здоровых солдат держат беднягу на весу за горло. Киммериец бросился на обидчиков Серзака. Они отпустили его, и с громкими воплями кинулись на Конана, вынимая из ножен свои широкие кривые мечи.
Голова одного из них сразу слетела с плеч, ливнем хлынула кровь, черты лица превратились в черты персонажа трагического театра масок. Стальной шлем под легкомысленной шапочкой спас череп второго от продолжающего свой смертоносный путь лезвия, которое скользнуло, срезав ему правое ухо.
Серзака, оставленного без присмотра, опять схватили.
Длинные рыжеволосые руки обхватили старца за грудь, сильно ограничив его свободу движений. Но не настолько, чтобы он не смог дотянуться правой рукой до глаза противника. Вендийский воин разразился пронзительным криком зарезанной свиньи, сжимая зияющую пустотой глазницу. Серзака, однако, не отпустил.
