Богдан Дорошин - Путем неизбежности
— Секу, — медленно кивнул Скорч, хотя было видно, что до полного понимания ситуации ему далеко. — То есть хочешь сказать, что Филин обвинит нас в краже… ну тобишь в присвоении того, что мы взяли с корабля?
— Именно. А учитывая, что он не будет знать какова наша добыча, то сможет нам предъявить любую сумму, и ничего ему не скажешь. Потому что даже староста его боится.
— И случиться как с Лукцом, — в голосе Скорча появился страх. — И что нам делать?
— Что-нибудь придумаем. Главное отвлечь Дуба, и спровадить его на время.
— Ну, — Скорч хмыкнул, — это не проблема.
И он оказался прав. Здоровяк сильно устал, едва держался на ногах. И предложение друзей о том, что они присмотрят за телом до рассвета, принял с радостью. Но почти сразу его лоб нахмурился, и он с подозрением сказал:
— Я думал, мы отнесем мертвеца старосте сегодня. Зачем тянуть?
— М-мм, — Скорч включил импровизацию. — Потому что… потому что у старосты сегодня большой праздник! Он отмечает годовщину… своей должности. Должность старосты была введена ровно тысячу лет назад императором… как же ж его… Скорч…имманом Третьим. Очень хороший человек был.
— Верно Дуб, — подключился Шлэг. — Ты же не хочешь огорчать старосту в его праздник, сваливая ему на голову мертвое тело?
Дубин попеременно смотрел на друзей, и постепенно его лицо начало проясняться. Точно! Праздник старосты. А он и забыл…
— Наверное нет, — неуверенно согласился здоровяк.
— Вот и славно, — Скорч потер руки. — Такое дело может подождать до завтра. Но если проговоришься кому-то, — и он пригрозил Дубину пальцем, — то все село узнает, как ты ходишь подглядывать за женскими купальнями!
— Я никогда! Нет! — в испуге воскликнул Дуб, а его щеки стала заливать густая краска.
Скорч хмыкнул, наслаждаясь своим превосходством, и повторил, что о теле не должен знать никто, кроме них троих. Какое-то время, конечно. Он взял с товарища клятву, а потом Дубин ушел, сказав, что уже поздно, и ему надо помочь матери. Подхватив свой топор, он бодрым шагом направился к Ручьям.
— И что дальше? — лениво осведомился Скорч, когда здоровяк не мог больше их слышать. — Мы выторговали себе фору аж в двенадцать часов! Целая жизнь, я тебе скажу…
— Пойдем на сено, как следует все обмозгуем. И этого, — кивок в сторону трупа, — заберем с собой. А не то не дай Создатель еще кто-то наткнется…
Сеном ребята называли сараи, где крестьяне хранили много разных полезных вещей. Почти у каждой семьи был такой свой сарай, и Шлэг со Скорчем условились, что покойника затащат на сено к старому Стикуну. Причин тому было две: во-первых, сарай находился совсем недалеко от леса, а во-вторых: старик Стикун не бывал на своем сене уже очень давно, то ли обленившись на старости лет, то ли по каким другим причинам. Там не хранилось ничего ценного, и дверь не запиралась.
Добравшись до пункта назначения, ребята оставили тело у стены, а сами пошли к глиняному парапету, где можно было разместить свои уставшие пятые точки, и в спокойной обстановке пересчитать добычу. У Скорча в кармане нашлась свеча и спустя несколько минут ему удалось ее зажечь с помощью кремния и сухих стружек.
— Ну что, посмотрим на улов? — предложил Шлэг. У каждого из них было по мешочку с добычей, и они еще раньше условились, что все скинут в одну кучу, перемешают, и поделят поровну, по-братски. На две равные доли. О Дубине ребята тоже не забывали, но в отличие от них, потребности здоровяка были довольно скромными.
— Отдадим ему вот это колечко, — пробормотал Шлэг, водя пальцем по кучке разнообразного добра. — И пару монет.
— Колечко лучше не надо, — протянул Скорч, почесывая заплывшую щеку. — Я его с большим трудом снял с пальца мертвеца, а Дуб такой, что явно подарит его матери.
— И что?
— А ничего, что его маман я вижу каждую седьмицу в храме? Думаешь мне будет приятно смотреть на руку, где блестит серебром напоминание всего сегодняшнего ужаса?
Ничего сверхординарного с места крушения начинающим мародерам унести не удалось, но и то, что лежало сейчас перед ними, вызывало у друзей неподдельное чувство восхищения. Столько добра в одном месте не видел никто из них за всю жизнь. Да что там, наверное только у Филина в деревне было больше! Серебряные кольца, браслеты, лакированные обереги Спасителя с искусной резьбой, много монет, среди которых были как медные, так и полновесные серебряные, и что самое важное — золото. Три цепочки, четыре кулона с якорями и перстень. Для деревенских парней — настоящее состояние, и каждый из них это понимал.
А еще их обуревала жадность. Если завтра староста увидит принесенное тело, то плакали их денежки. Филин расправит крылья и вылетит на охоту за мышами.
— И чего будем делать? — спросил Скорч, когда с дележом добычи было покончено. Свою долю он аккуратно распихал по карманам, старательно проверив, чтобы в них даже теоретически не было дырок.
Шлэг долгое время раздумывал над этим вопросом, и у него был какой-никакой, но ответ.
— Можем убежать, — наконец выдал он. — Бросить все и убежать. Я слышал от торговца, что в ста километрах отсюда есть большой город — Осдор. В нем можно начать новую, абсолютно свободную жизнь. С этими деньгами…
— Постой, — Скорч остановил друга, подняв руку. — Ты что, серьезно сейчас?
— Ну да, — Шлэг отвернул голову, но в его голосе не было сомнений. Перед глазами вновь встал Зокар с бешенством в глазах, его мясистый кулак и боль в ребрах. А еще он припомнил Диту, которая всецело пользовалась тем, что он, Шлэг, не мог никуда деться. Ее капризные заскоки были один другого безумнее: отправиться на небо и достать звезду, принести ей снежинку, хоть снега в этих местах не видели уже очень давно, купить на все деньги у торговца импортных сине-черных цветов, хотя почти такие же (за исключением раскраски) росли недалеко в поле. И когда дочурке кузнеца казалось, что ее жених недостаточно усерден, она закатывала скандал и истерики. А Зокар очень уж не любил, когда его единственная доча плачет.
— Это безумие, дружище, — Скорч улыбнулся и покачал головой. — Мне нравиться жить в Ручьях! Вся моя жизнь прошла здесь, и твоя, между прочим, тоже. У моего отца тут хозяйство, и когда-нибудь оно станет моим. Я женюсь на Еремее, и она наделает мне кучу детишек, на которых в старости можно будет перекладывать работу. Все классно. Не понимаю, чего это ты так настроился?..
Шлэг не ответил. Он думал о своем, и слова друга долетали до него как будто издалека. А Скорч между тем продолжал:
— Ты тоже женишься на Дите, со временем унаследуешь кузню, будешь хорошо стоять в селе. Может кто-то из нас даже когда старостой станет. Во как загнул, видишь? Перспектив море. Сдался тебе тот Осдор.
